Хрупкое сокровище
Шрифт:
Он не отвечал на ее звонки, потом — на ее все более настойчивые сообщения. А потом было уже слишком поздно. Его отец был уже час как мертв.
— Если он так хотел поговорить со мной, почему, черт возьми, он не сделал это раньше?
— Потому что он был таким же гордым и упрямым, как ты! Он излил в том письме свою душу, и, когда ты не ответил, когда он не получил в ответ ничего, кроме холодного молчания, он сдался.
— Но ты не сдалась.
Он понял это по ее глазам. Она настояла, чтобы Стюарт написал письмо. И звонила, когда его отца поместили
— Именно тогда он решил насчет завещания. Он сказал, что у тебя в Австралии своя жизнь. Ты добился успеха. Тебе не нужны его деньги, и тебе не нужен он сам.
Она была права. В тридцать лет он уже не нуждался в отце. А только с горечью вспоминал те годы, когда тосковал по отцовской поддержке.
— Он никогда не забывал, что ты его сын. Чем выше поднималась твоя звезда, тем больше историй он находил в прессе.
— Его сын знаменитый футболист…
— Да нет, Тристан! Он что-то узнавал о тебе как о сыне. Но, конечно же, он выучил все о вашей игре по австралийским правилам и читал все сообщения о матчах. Он смотрел игры по кабельному телевидению.
Однажды ночью я обнаружила, что он сидит впотьмах в комнате, где смотрел игру.
Когда он заговорил, в его голосе я услышала слезы. Потом он мне сказал, что то была твоя двухсотая игра и что в перерыве между таймами показали специальную передачу о тебе. Он был так горд, а я так чертовски сердилась на вас обоих, потому что вы ничего не делали для того, чтобы покончить с разрывом между вами. — Она помолчала, а потом продолжила: — Почему для тебя так важно это наследство? Твой успех в футболе сменился бизнесом. Ты только что продал свою компанию, и, по-видимому, выгодно. Тебе не нужны эти деньги.
— Деньги — не все, герцогиня.
— Тебе нужен этот дом? Он имеет особое значение для тебя?
— Уже нет. А для тебя?
— Он много значил для Стюарта, поэтому я отвечу: да.
— Я спрашиваю о тебе. Ты счастлива здесь, живя этой жизнью?
Она взглянула ему прямо в глаза.
— Да. Я люблю свою работу, которую выполняю безвозмездно. Мне нравится почти все в моей жизни. Мне нравится то, что обо мне заботятся.
— Не говоря уже о вещах, которые можно купить за деньги.
— Меня не волнуют эти вещи.
Разве?
— Ты сказала мне, что любишь свою машину. Твоя одежда — не из дешевого магазина. И как насчет безделушек? — Он подошел к ней совсем близко. — Если вещи не имеют для тебя значения, тогда почему ты так расстроилась, когда та статуэтка разбилась вдребезги?
— Это был подарок.
— От Стюарта?
— Одна женщина из Нью-Йорка, у которой работала моя мать, подарила мне ту статуэтку, когда мне исполнилось двенадцать лет.
— Щедро с ее стороны.
— И да и нет. Для нее это был только добрый жест по отношению к бедной дочке горничной. Но для меня… та маленькая статуэтка стала моим талисманом. Я хранила ее как напоминание о моем прошлом. Впрочем, не имеет значения то, что она разбилась. — Ванесса еле заметно пожала плечами. — Мне она больше не нужна.
Однако тогда он видел, как она горевала.
— Может быть, она тебе и не нужна, но это имеет значение.
— Нет. Значение имеет то, как Стюарт хотел разделить свое богатство. Мы говорили с ним об этом — о благотворительных учреждениях и о лучшем способе помощи, — но все приостановлено из-за твоей юридической претензии. Почему ты упорствуешь?
— Дело в справедливости, Ванесса. В моей матери. Знаешь ли ты, что она ничего не получила после развода с отцом? После пятнадцати лет брака… ничего.
— Так ты себя считаешь ничем, Тристан? И твоя мать так считала?
То же самое он слышал от Лиз Крамер. Она взяла тебя, Тристан, самую большую ценность в этом браке.
— Она считала, что ей повезло, когда она получила полную опеку надо мной.
— Стюарт думал, что он и Андреа начнут переговоры и достигнут соглашения о совместной собственности и совместной опеке. Он не хотел терять тебя, Тристан.
— Тогда почему он не стал добиваться того, чтобы оставить меня у себя?
Ванесса грустно покачала головой.
— Он не хотел забирать тебя у твоей матери.
— Он нас вышвырнул. Он развелся с моей матерью. Это был его выбор, Ванесса.
— У меня сложилось впечатление, что виновата Андреа, — произнесла она после минутного колебания, — что у нее был роман… о котором Стюарт узнал и — простил ее в первый раз.
Тристан замер.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду… Что ты знаешь об этом?
— Ты не думаешь, что мне нужно знать все?
Она кивнула.
— Он принял ее обратно, потому что все еще любил ее и потому что она пообещала, что это в первый и последний раз, ведь она чувствовала себя такой одинокой из-за того, что он слишком усердно работал. Он принял ее обратно, и, когда она объявила, что беременна, он был вне себя от радости.
— Я знаю, что близнецы — не от Стюарта, — мрачно заверил ее он. — Я знаю, что они мне только сводные сестры.
— И именно это разбило его сердце, разве ты не понимаешь? Андреа никогда ему об этом не говорила. Она позволила ему думать, что они — от него, и продолжала встречаться с их отцом и до того, как они родились, и после. Когда он снова ее с ним застал, когда он сделал тест на отцовство и обнаружил правду… тогда их браку пришел конец, Тристан. Стюарт принимал супружескую измену близко к сердцу.
Он не был обязан ей верить, но поверил. Просто нельзя было не поверить. Но это возвращало их к его причине пребывания здесь, в Иствике. К причине, по которой он желал так страстно нанести поражение Ванессе.
— Именно поэтому он добавил то условие к своему завещанию, — медленно проговорил Тристан — тоном не вопроса, а утверждения.
Не потому, что он подозревал Ванессу в обмане, но из-за неверности его матери. Не единственный раз изменившей, как она внушала Тристану, но совершившей множество измен. И это показывало в истинном свете ее последующий выбор.