Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.
Шрифт:
— Как я рад, что в вас не ошибся. Я знал, что и Хрущеву понравится. Знаете, он все-таки из них всех — один. Человек. Так я и знал, что это должно понравиться вам и ему. На две эти точки опирался — на вас и на него.
— Ну, я и он — это «точки» на слишком разной высоте.
— Для меня на одинаковой, примерно. И я знал, что без вас это до него не дойдет{1728}.
Когда после вечернего заседания пленума ЦК КПСС 19 ноября 1962 г. Твардовский вышел из зала, он обратил внимание на то, что у всех в руках вместе с только что розданным докладом Хрущева в красной обложке еще и № 11 журнала «Новый мир» в синей обложке. Спустился вниз, где шла торговля всякими культурными товарами, и увидел несколько очередей к стопкам с этим номером. «И это не покупка, когда высматривают, выбирают, а когда давай, давай — останется ли». Оказывается, в Кремль подвезли около 2000 экземпляров. Звонки, паломничество не давали весь день работать редакции. В киосках «Союзпечати» составляются списки на № 11, который ждут завтра{1729}.
Повесть А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» довелось тогда прочитать 24% опрошенных в 1998 г. и 30% опрошенных в 1999 г.
«Журнал достали до утра», — вспоминал А.М. Зенин, инженер из Лыткарина{1730}. Читал на перепечатанных листках С.Ф. Хромов из предприятия п/я 17 во Фрязино{1731}, «в рукописи» — И.И. Парамонов, слесарь одного из депо Московского железнодорожного узла{1732}. «Прочитала вся молодежь того времени», — уверяет Л.И. Волкова, техник закрытого НИИ связи{1733}. Читала даже детям в школе учительница А.В. Сорокина из поселка Онуфриево в Истринском районе. В библиотеке Метростроя прочитал повесть М.М. Гурешов. Вместе с выдержками из повести Шолохова «Судьба человека» на ту же тему в «Правде» и «Труде» читал сотрудник Внуковской таможни Ю.Н. Шубников{1734}.
Произвела она сильное впечатление, ее стали расхваливать соответственно 14 и 16,5% опрошенных, то есть больше половины прочитавших ее.
Офицера М.Д. Филиппова из Ельца поразила смелость и реалистичность произведения{1735}. Необычайно правдивой нашла повесть и его жена учительница В.В. Филиппова: «Как будто открыли окно и повеяли какие-то новые веяния»{1736}. Очень понравилась повесть инженеру Нарофоминского шелкового комбината В.С. Даниловичу: «Там все правда!» — говорил он. Не спала потом всю ночь учительница из подмосковного Косино Г.К. Пятикрестовская: художественной ценности она не видела, но от узнанных фактов «становилось больно и страшно». Не мог поверить, что «это могло происходить в нашей стране», П.С. Окладников, водитель из города Железнодорожный. Причем, как он утверждал, «все были такого же мнения»{1737}. Н.И. Клюшкин, рабочий завода «Серп и молот» в Москве, живший в деревне Слобода Ленинского района, до тех пор не верил, что такое могло быть{1738}. А.М. Семенов, секретарь Коробовского райкома партии (в Белоруссии) по сельскому хозяйству, соглашался, что «руководство страны поступало несправедливо, бездушно к человеку, даже если он осужден», что «это калечит душу»{1739}. «Что такое ГУЛАГ, мы тогда не знали, и было дико осознавать, как генералы оказались на нарах», — вспоминал Н.Л. Хаустов, курсант Ленинградского военно-морского инженерного училища им. Дзержинского{1740}. Потрясла повесть своей правдивостью Г.Д. Воронову, паспортистку Серпуховского районного ЖКО, хотя та о многом догадывалась сама{1741}. Была шокирована «всей правдивостью» А.А. Кузовлева, работница Серпуховской ситценабивной фабрики, член КПСС{1742}. Тяжелое впечатление от чтения, несмотря на подготовленность докладом Хрущева, было у Л.И. Брикман из Всесоюзного института дезинфекции и стерилизации{1743}. Тяжелое бремя легло на душу А.М. Зенина, инженера из Лыткарина{1744}. Думал, что «это поможет руководителям», И.Ф. Пыков, офицер-техник из военного гарнизона Кубинка-1{1745}.
«В повести вскрыта политика Сталина», — так объяснял А.И. Митяев, инженер ОРГ «Алмаз» в Москве{1746}. «Солженицыну мы поверили, — признавалась В.И. Гончарова, инженер из Химок. — Стали открываться глаза на то, что творилось в стране, да и существующая ситуация вызывала тревогу»{1747}. Ужаснулся прочитанному В. И» Маркин, техник НИИ-160 во Фрязино{1748}.
Студент Днепропетровского горного института В.Р. Червяченко, отметив, что этой повестью «буквально зачитывались», но для него самого ее содержание не стало таким уж откровением, ибо, путешествуя в 50-е годы в геологических партиях по Казахстану, ему приходилось встречаться с ссыльнопоселенцами — казаками, вывезенными из Маньчжурии. Среди них были и бывшие уссурийские контрабандисты, и сын казанского генерал-губернатора (как он утверждал) Анатолий Леонтьев, и начальник русского отдела контрразведки Квантунской армии одноглазый Георгий Бенкин. Их рассказы о лагерях, где им приходилось до того сидеть, были гораздо интереснее. «От них я узнал, как уголовники обливали Эдди Рознера из параши»{1749}.
«Прорыв запретных тем в литературу» воспринимался А.В. Потаповой, учительницей физкультуры в Люблино как «откровение», хотя и со страхом{1750}.
Не понравилась повесть Солженицына 5% опрошенных.
Четыре раза принимался читать, но так и не осилил летчик В.В. Денисенков из Сасово в Рязанской области: «Это не художественное произведение»{1754}. «Ничего высокохудожественного» не нашел в повести инженер из Фрязино В.В. Карпецкий, а описанные в ней события способствовали тому, что «определенные силы» стали их усиленно смаковать{1755}. Воспринял с недоверием, «хотя написано сильно», И.И. Парамонов, слесарь одного из депо Московского железнодорожного узла{1756}. Перепевом темы, поднятой и гораздо лучше освященной в «Оттепели» Эренбурга, нашла «Один день Ивана Денисовича» Л.В. Борзова, инженер Красноярского машиностроительного завода{1757}.
«Зачем писать такое?» — спрашивали чекист Л.Ф. Колчин и его супруга-переводчица, служившие в ГДР{1758}. «Изложенные в ней факты не новы, а художественные достоинства низкие», — находил Г.М. Козлов, офицер военного гарнизона Кубинка-1{1759}. Тяжелое впечатление осталось у М.Н. Лепинко, радиотехника из Военно-морской академии им. Крылова в Ленинграде, она не поверила написанному: «Солженицын клевещет»{1760}. Как «пасквиль на советскую действительность» воспринял повесть новосибирский строитель А.А. Чуркин{1761}.
Не читали 60,5% опрошенных в 1998 г. и 67% опрошенных в 1999 г.
Отметили, что «не довелось прочитать», 6% опрошенных. «Не было возможности прочитать» у жительницы Кричева Л.М. Мироновой{1762}.
Не читала, хотя очень хотелось, С.И. Алексеева, воспитательница одного из столичных детских садов, проживавшая в Немчиновке: «Времени тогда не было, работа, дочь на руках»{1763}. «Негде было достать, читали только единицы», — вспоминал Г.В. Дырковский, рабочий стекольного завода в Клину{1764}. Не смогла достать М.Г. Никольская из поселка Икша в Дмитровском районе{1765}.
Такой литературой не интересовался шофер Н.И. Семенов из поселка Новостройка в Загорском районе{1766}. «Я больше детективы люблю», — говорила П.С. Филимонова, продавщица с Преображенского рынка в Москве{1767}. «В моем кругу никто кроме “Правды” ничего не читал», — признавался рабочий совхоза «Хмельницкий» Н.А. Бондарук{1768}.
«Не до чтения книжек» было тогда М.Н. Каменской, работнице Московского электролампового завода{1769}. Не было времени у А.С. Хорошевой, учительницы начальных классов в Дмитрове{1770}.
Сразу прочесть не удалось офицеру ПВО Э.В. Живило: «Это очень не одобрялось руководством»{1771}. «Тогда было опасно такие вещи читать», — говорит сейчас Н.Е. Мохаев, электротехник опытного завода ВЭИ{1772}.
Не читали, но слышали, знакомились с откликами в печати 14% опрошенных, в том числе с положительными — 6%, с отрицательными — 4%.
То, что слышала от своих товарищей Д.В. Шевцова из Лобни, работавшая в Москве токарем на одном из закрытых военных предприятий, полностью поменяло ее отношение ко времени правления Сталина»{1773}. Из того, что слышал о публикации фрезеровщик завода «Электросталь» В.С. Агошенев, у него появилось ощущение большей свободы слова{1774}. Довольно противоречивые отклики приходилось слышать технику трамвайного депо им. Баумана А.И. Харитонову. Сотруднице ЦАГИ в Жуковском С.И. Аржонкиной «рассказывали всякие ужасы». Работник узла связи в Долинске на Сахалине В.А. Куприн из того, что говорилось вокруг, понял, что повесть эта «шла вразрез с властью». «Многое в этой книге — ложь!» — такие отзывы слышала от своих соседей повар кафе-ресторана «Столешники» Е.В. Глазунова. Поверил, что Солженицын антисоветчик, В.Е. Голованов из областного Калиниграда. Услышанным по радио обвинениям в адрес автора поверила Е.В. Федулеева, медсестра в детских яслях при заводе «Красный пролетарий»{1775}. Слышала, как «партработники ругали, лекции читая», А.П. Безменова, рабочая Красногорского оптико-механического завода{1776}.