Хрусталь и стекло
Шрифт:
Глава 41
Этот весенний вечер, когда днём уже тепло, а вечером подступает ночная прохлада, иногда даже мороз, вызывал лишь чувство наслаждения жизнью и природой и у Алекса, и у Кэтрин. Они стояли у открытого окна здесь, в одиноком коридоре дворца. Алекс обнимал любимую за талию, прижимая бережно к себе, а Кэтрин невольно положила ему на плечо голову.
Они молчали. Хотелось только передавать те чувства, которые лелеяли душу: ощущать любовь друг друга. Кэтрин не всё ещё помнила, но любовь была сильнее памяти, сильнее зла и преград. И она, и любимый смотрели
Когда почувствовалась такая прохлада, что стоять у окна уже было холодно, Алекс закрыл его, не выпуская с умилением следившую за ним милую. Он вдохнул цветочный аромат её волос, поцеловал ладошку и взял за руку, уводя за собой. Ласковыми взглядами одаривая друг друга, они скоро прошли в музыкальный зал.
Здесь тоже было тихо и никого. Здесь так же было уютно и вспоминались прекрасные моменты прошлого...
– Да, я не зря тебя сюда пригласил, - подвёл Алекс любимую к креслу, и она туда села, робко отвечая теплом глаз.
– Я не буду на этот раз петь песни. Хотя у меня для тебя песен ещё много. И те, которые я уже написал, и те, которые сочиню. Я просто хочу побыть с тобой, как раньше... Правда, - оглянулся он с улыбкой вокруг.
– Здесь теперь стоит не только клавесин, но и его младший брат... фортепиано.
Он отошёл к фортепиано рядом и стал смотреть на стоящий в углу клавесин.
– Помню, когда фортепиано сюда привезли, многие высказались против! Ведь клавесин дарил мелодии куда лучше, - улыбнулась Кэтрин.
– О, да!
– засмеялся Алекс, вспоминая то же самое и еле сдерживая себя от той радости, что милая вспоминает всё больше.
– Вольтер даже писал... Как он сказал?... Фортепиано — не более, чем чайник по сравнению с клавесином!
– А после концертов Моцарта всё изменилось, - вздохнула любующаяся им любимая.
– Мнение о фортепиано быстро меняется. Теперь нападкам подвергается клавесин.
– Да, - улыбнулся в ответ Алекс.
– Как в мире. Вечно кто-то пытается кого-то в чём-то обвинить.
Он взял из вазы роскошный букет различных цветов, явно выращенных в это время года в оранжерее. Подав его любимой, он снова одарил её руки поцелуями и улыбнулся:
– Клавесин, увы, стал держать поражение. Певучесть у фортепиано стала лучше. Но любовь... Любовь не меняется.
– Как это похоже на борьбу людей, вечная война, - обняв букет, смотрела с появившейся грустью она.
– Сначала один виноват, потом другой... Любовь многие забывают, и никто ведь не выигрывает в конечном итоге. Просто все разные, - опустила взгляд Кэтрин и вздохнула.
– Мне сказали, что возможно меня пытались убить из-за какого-то дела про хрусталь и стекло?
– Я не знаю пока, - сглотнул Алекс с вернувшейся тревогой.
– Надеюсь, нет.
– И то, и другое бьётся, - закончила свою мысль Кэтрин и встряхнулась, снова одарив теплом улыбки.
– Всё же спой?... Умоляю... Я хочу вспомнить больше.
–
– Но есть одна новая песня... Снова только для тебя.
Больше он не сказал. В его взгляде сияла искренняя, крепкая любовь. От такого взгляда Кэтрин ощущала лишь поток вызывающих блаженство мурашек. Она завороженно смотрела в ответ, как вскоре слушала ласкающий слух тенор возлюбленного:
В рапсодии леса, и в вальсе ветров,
И в красках природы нет зла, нет врагов.
О, мир, ты прекрасен, куда ни взгляни!
О, если бы люди заметить смогли...
Заметить, что утром, росой умываясь,
Природа спокойна, в любовь превращаясь,
И дарит всем свежесть и радость надежд,
Что доброе в явь к нам придёт из легенд.
Заметить, как солнце, порой вдруг скрываясь,
Выходит порадовать и, не прощаясь,
Пройдёт путь вокруг необъятной Земли
И силой одарит, чтоб любовь берегли.
Дай руку мне, милая. Здесь я, с тобой.
Нет радостней жизни, где мир и покой,
Любовь где не рушится, будто всё из стекла,
А любовь где мы празднуем под звон хрусталя.
Алекс сразу остановился петь и играть на фортепиано, заметив появившиеся слёзы на щеках любимой. Он сам не сдерживал своих слёз. Он подбежал к ней, захватил в крепкие объятия, и она обвила его руками, не выпуская и букет...
Всё самое дорогое хотелось сохранить. Судьба возвращала память, возвращала счастье, и оба сердца бесконечно любящих друг друга людей бились вновь в унисон...
Глава 42
Стефани улыбалась по пути к себе в покои, когда прошла мимо музыкального зала, где Алекс пел для её дочери очередную песню. Кэтрин потихоньку вспоминала всё прожитое, любовь и счастье возвращались к ней, и на душе Стефани материнская радость торжествовала.
Только она не замечала, что этим наступающим вечером, уже в полутёмных королевских коридорах, не одна. За нею осторожно, кутаясь в плащ, чтобы шорох не выдал, шёл Уильям Блэкстон. Он не намеревался упустить Стефани из вида и, как только она открыла дверь в свою спальню, вышел на порог:
– Простите.
– Вы?
– оглянулась с удивлением она.
– Вы... Вы следили?
– Нет, - растерялся он и пожал плечами.
– Я провожал.
– Вы... Блэкстон... Уильям...
– Прошу, зовите меня Уильям.
– Почему Вы провожали меня, Уильям?
– еле сдерживала улыбку Стефани, видя в собеседнике искреннюю робость и желание общения.
– Чтоб опять кто не похитил, - улыбнулся он.
– Вы сумасшедший, кому нужна старуха?
– засмеялась Стефани и прошла в комнату.
– Нет, - поспешил он пройти следом и закрыл к ним дверь, сразу взяв руку повернувшейся к нему лицом собеседницы.
– Нет, умоляю, не говорите так. Старуха?! Вы ещё молоды! Вы стали рано матерью и не побоюсь сказать, Вы ею снова можете стать.