Хрустальное озеро
Шрифт:
— Нет, все должно было сложиться именно так. Просто я был дураком и не понимал этого. А теперь ты даешь мне второй шанс.
Она долго плакала.
Плакала по потерянному ребенку. Плакала по своим мечтам об обеспеченной жизни с Льюисом. Где-то в западной части Лондона звонили церковные колокола. Ее дети сейчас идут к мессе, и она понятия не имеет, что сказал им Мартин. Плакала, потому что считала себя самой худшей матерью на свете. Матерью, способной бросить своих детей. Ничего удивительного, что Господь
— Все будет хорошо, поверь мне. — В глазах Льюиса стояли слезы.
— Льюис, я хочу спросить тебя…
— О чем?
— Может быть, это случилось потому, что Бог гневается на нас? Может быть, это наказание или предупреждение?
— Конечно, нет, — решительно ответил он.
— Но ты не слишком добрый христианин. Ты не ходишь к мессе… — Ее терзали сомнения.
— Нет. Но я знаю, что Бог есть и что он всемилостив. Он ведь сам так говорил, правда? Говорил, что величайший из его заветов — это любовь друг к другу и к Господу.
— Да, но мне кажется, он имел в виду другое…
— «Кажется, кажется»… Какой смысл об этом говорить? Когда ты счастлива, то считаешь, что Бог желает нам счастья. А в случае беды думаешь о злом роке и наказаниях. — Он склонил голову и улыбнулся. — Разве вера позволяет приписывать всему дурные мотивы? Это был несчастный случай. Так сказал врач. Причиной которого могло быть нервное перенапряжение. Послушай, милая, не надо думать, что Бог против нас. Он на нашей стороне.
— Я знаю. — Лене стало легче. Льюис умел ее успокаивать.
— И что из этого следует?
— Я не стану надоедать Мартину. Пусть решает сам.
— Вот и отлично. А теперь приведи себя в порядок и помоги мне искать работу.
— В следующее воскресенье я пойду к мессе, — пробормотала она, просматривая объявления о вакансиях. — Пусть Бог узнает, что егоя не бросила.
— Он и так это знает, — ответил Льюис. — Если уж ты не бросила меня, который действительно плохо обращался с тобой, то Бога не бросишь никогда.
Казалось, этой неделе не будет конца.
В понедельник Льюис пришел домой разочарованный. Вакансии были только у строителей. Похоже, лондонские субподрядчики могут обеспечить работой половину Ирландии. Но у Льюиса не было ни опыта работы на стройке, ни любви к этому делу. День прошел впустую. Однако он не терял оптимизма:
— Не повезло сегодня, повезет завтра.
И оказался прав. На второй день Льюис нашел место швейцара в большой гостинице неподалеку от станции метро. Две недели он будет работать в дневную смену, с восьми утра, а потом — в ночную. Это просто замечательно!
— Почему? — поинтересовалась Лена.
Потому что днем он сможет подыскивать себе другую работу, более подходящую. Но на оплату жилья им хватит.
Лена попыталась улыбнуться, но ничего не вышло.
— Я этого не вынесу, — произнесла она.
— О господи, неужели тебе больше нечего сказать? — выпалил Льюис, но тут же извинился: — Прости, пожалуйста. Я не хотел кричать на тебя. Просто день был трудный. Мне уже под сорок Они намекали, что я стар для такой работы. Милая, мне не следовало вымещать досаду на тебе.
Примирение было таким же легким, как обычно. Они ведь знали, что без трудностей не обойдется. Главное, они вместе, — просто жаль, что так поздно.
Вечером в среду Льюис рассказал о работе в гостинице много забавного. Старший швейцар оказался пронырой, администратор — безнадежным болваном, в регистратуре сидела усатая дама, а большинство постояльцев — американские солдаты с военных баз, разбросанных по всей Британии. Симпатичные ребята, почти мальчики. День был долгим, но интересным.
Лена проявила к его работе огромный интерес и запомнила все имена. В четверг Льюис рассказал ей, как старший швейцар пытался перехватить его чаевые, но дама-шотландка настояла на своем:
— Это для того красавчика с голубыми глазами.
Старший швейцар вынужден был ей улыбнуться, но все же прошипел Льюису:
— Я с тебя глаз не спущу!
— А ты что ответил? — поинтересовалась Лена.
— Сказал, что я не спускаю глаз с работы. Это заставило его замолчать.
Лена рассмеялась.
Все равно Льюис уйдет оттуда. Найдет себе более приличное место. Через несколько дней. В худшем случае — через несколько недель.
В пятницу Льюис пришел усталый, но зато с жалованьем за неделю. Его выдавали каждую пятницу; полученного за три дня как раз хватило, чтобы рассчитаться за квартиру. Они передали Айви деньги в конверте.
— Думаю, вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы отпраздновать это событие, — сказала хозяйка. — Я угощаю. Выпьем пару пинт в пивной, которая принадлежит моему другу.
Они сели в красный автобус. Лена была еще слаба, но радовалась выходу в свет. Пока автобус шел по Лондону, Айви рассказывала ей об одних достопримечательностях, а Льюис — о других. И она чувствовала себя ребенком в день рождения.
Айви показала ей здание, где работала во время войны, и кварталы, которые подвергались бомбежке. А заодно ломбард — на случай, если им придется туго, — и хороший рыбный магазин, куда она могла бы рекомендовать Льюиса. А Льюис показывал Лене рестораны, гостиницы и театры. Он знал все названия, но, в отличие от Айви, на комментарии скупился. Это была часть прошлого Льюиса. Наконец они приехали в большую шумную пивную, где Айви знала почти всех.