Хрустальное счастье
Шрифт:
– Лукасу тринадцать лет, он не нуждается в присмотре.
– Но вы помогаете ему делать уроки, и Тифани тоже!
– Я им больше не нужна, они уже большие. Вы, должно быть, думаете, что я выбрала не тот момент, чтобы уйти, после этого горя… Но я… У меня больше нет…
Она внезапно замолчала. У нее встал ком в горле. Винсен был слишком близко от нее, его взгляд был слишком мягок, она не могла удержаться от желания прислониться к нему головой.
– Хелен!
Он позволил ей сделать это, не пошевельнувшись, не очень удивившийся, только немного смущенный. Она почувствовала своей горячей щекой мягкость ткани его куртки и спросила себя, как она могла
– Мне очень жаль.
Она была жутко красива и вызвала только что в нем некое желание.
– Вы очаровательны, и я польщен, но на самом деле я слишком стар для вас, Хелен! – сказал он смеясь.
Сделав незаметно шаг назад, он прикурил сигарету, потом протянул ее ей. Движением головы она отказалась, уставившись глазами в ковер. Стар? Ему еще не было сорока, и он был самым соблазнительным мужчиной, которого она видела.
– Не хотите выпить чего-нибудь? Нам надо поговорить о вашем будущем. Если вы хотите нас бросить, пусть это, по крайней мере, будет ради интересной работы, и я вам могу помочь ее найти. Если вы, конечно, не имеете уже что-то на примете…
Со своей обычной любезностью он хотел сгладить инцидент, заставить ее забыть то унижение, которое она только что испытала. Она услышала, как он открыл графин, и бросила на него скромный взгляд. Он стоял около сервировочного столика, где Клара держала несколько редких алкогольных напитков и хрустальные стаканы, выставленные на серебряном подносе.
– Подойдите, Хелен.
Невозможно было ему противостоять, когда он говорил таким чарующим голосом. Она приблизилась к нему, взяла армоньяк, который он ей налил, и согласилась выпить.
– Дети очень расстроятся, если вы уйдете, но они, правда, уже большие. Что вы хотели бы делать? Вы отлично говорите на двух языках, это уже преимущество.
– Я об этом еще не думала серьезно, – неохотно призналась она.
Избавиться от искушения, которое он представлял для нее, от терзаний проживания в одном доме без надежд на будущее – она об этом часто думала, но сохраняла иллюзию, что однажды он ее все-таки заметит. Она даже была убеждена, что, если сделает первый шаг, все устроится.
– Мари легко может устроить вас секретаршей в конторе и обучить стенографии. Они ведут много международных дел, и вы будете им полезны с вашими знаниями английского, не говоря уже об обаятельных молодых адвокатах, которые упадут к вашим ногам!
Она должна была почувствовать себя довольной тем, что он предлагал, но она сердилась на него за юмор, за безразличие, с которым он принимал уход, за скорость принятия решения.
– Я вам очень благодарна, – сказала она низким голосом.
Он поставил пустой стакан на поднос и улыбнулся.
– Нет, это я вам благодарен. Спасибо за все, что вы сделали для моих сыновей и дочери за все эти годы. Особенно тогда, когда их мать была немного… неполноценна.
Он никогда так внимательно на нее не смотрел и с удивлением увидел, что она такая волнующая, такая соблазнительная.
– Доброго вечера, Хелен. Mapи будет держать вас в курсе.
Он уже развернулся, пересек комнату большими шагами. Он надеялся, что она не почувствовала этого резкого влечения, хотя он не испытывал к ней никаких чувств, но с удовольствием занялся бы с ней любовью тут же, на одном из обитых диванов. Но он вовремя вспомнил предупреждение Клары и не был готов снова совершать ошибку, как с Магали. «Не с персоналом», – сказала ему старая дама цинично, но ясно.
Он шел по коридору мимо комнат своих детей не останавливаясь. Они уже давно не были в нежном возрасте, кроме Тифани, которой все еще не хватало ласки. Он постоял какое-то время около ее двери, но передумал стучаться, боясь ее разбудить.
V
Париж, сентябрь 1974
Виржиль просмотрел список три раза, прежде чем смирился с очевидным: его имени там не было. Он получил переэкзаменовку, и ему нужно повторять этот год права, который стал настоящим кошмаром. Может, придется повторять и еще раз. И все это впустую. Ведь он никогда не пройдет конкурс на адвоката, которым он не имел никакого желания становиться.
Он резко отошел от доски объявлений, толкая проходящих студентов. Он ненавидел этот факультет, этих профессоров и студентов, эти занятия и экзамены. Он не должен был соглашаться: лучше было бы противостоять недовольству отца, чем продолжать терять здесь время. Единственной проблемой было то, что у него не было другой идеи, что его не привлекала ни медицина ни литература, что он хотел только, чтобы ему дали жить, как он хочет. Что было совершенно неприемлемо в его семье, это понятно. У Морванов все работали не покладая рук, успех был обязателен.
После бакалавра, полученного с минимальным перевесом и по чистой случайности, Виржиль наслаждался целое лето в Валлонге, потом очутился на скамейке лекционного зала, где какой-то старикашка разглагольствовал по поводу римского права. Ужас. Почему он туда записался? Чтобы Сирил был не единственным, кто несет факел? Сирил, который после своего бакалавра с отличием, естественно, решил стать адвокатом, как и его мать. При мысли, что он будет однажды править конторой Морван-Мейер, Виржиль пришел в бешенство. Эта ярость вместе с непоколебимой позицией отца привели его в право. Первый год был ужасен, но второй оказался хуже.
Сейчас он должен был сообщить о катастрофе. В то время как Сирил блестяще получил звание лиценциата, он не сдал право. Гонки были окончательно проиграны. Только Тифани могла спасти ситуацию, потому что она выбрала тот же путь. Удастся ли ей? Ей было только семнадцать лет, и она только что сдала на бакалавра, но она могла быть очень упрямой, если этого хотела.
Он посмотрел на часы и поспешил покинуть холл. У него было свидание с Беатрис, это было единственное хорошее событие после обеда, им надо было воспользоваться. Он бежал по тротуару до сквера, где они обычно встречались. Если он опаздывал, она была способна уйти, он это знал. Когда он ее заметил издалека, сидевшую на лавке, голова ее склонилась над книгой. Он остановился, чтобы разглядеть ее. Это была, действительно, совершенная женщина, величественная, божественная. Она обладала всеми достоинствами, и он охотно погубил бы себя, чтобы иметь возможность ее раздеть. Как впрочем, и любой другой студент из его группы. Но для нее они были всего лишь начинающими мальчишками, на которых она смотрела с высоты своих двадцати четырех лет. Загруженная практическими занятиями, она проводила последние месяцы на юрфаке, работая над дипломом. Она не дружила со студентами из принципа. Виржилю потребовалось все его упрямство, а также его имя Морван-Мейер – он не был простофилей – прежде чем она решилась проявить к нему какую-то симпатию.