Хрустальное счастье

Носить титул третьего лица в государстве и бежать, скрывая происхождение, лицо и даже пол – иногда Ариэль думал, что боги избрали его на незавидную роль шута для собственного развлечения. И всё же он с лёгкостью примирился бы с таким их решением, если бы тяготы выпали лишь на его долю. Но выбор оставить дворец и пуститься в полный опасностей путь через всю страну поддержали младшие братья – Томи, всё ещё ослабленный после лихорадки, приобретённой в темнице, и Кай, слишком юный и слабый, чтобы день за днём верхом, да в зимнюю непогоду преодолевать дальние расстояния, невзирая на ветер, снег и мороз.

Временами, когда Ариэль из-за холода

переставал чувствовать собственные руки, держащие повод, в голову лезли предательские мысли. А стоило ли вот так бежать? Одному – да, конечно. Но тащить за собой братьев – возможно, это ошибка. С Томи и Каем он своими сомнениями не делился, но страх навредить им неверно принятым решением становился сильней с каждым следующим днём их бесконечного путешествия. Ариэль смотрел на бледного до синевы Кая, к концу дневного перехода не способного из-за холода самостоятельно слезть с лошади, слушал надрывный кашель Томи, трогал его горящий лоб и не мог понять, боится или ждёт встречи с теми, кого наверняка отправили их искать.

Возможно, следовало остановиться, а не упорствовать и пробираться от деревни к деревне по едва проходимым дорогам вместо главных трактов, ведущих от городов к городам. Возможно, они должны были сдаться, назвав свои настоящие имена, а не лгать честным людям в лицо, притворяясь тем, кем они никогда не являлись. Возможно, ему следовало забыть все страхи и пойти по благословлённому богами пути – стать настоящим хранителем очага для супругов, а там уже добиваться лучшей доли для братьев и себя, глядя противнику в глаза, а не бегая от него, будто испуганное животное.

Сомнения терзали сильнее всего долгими зимними вечерами и ночами без сна. Ариэль слушал сонное дыхание братьев, а сам не мог спать – гадал о том, что не сделал или сделал не так. Возвращался мысленно в замок, спорил с Рами и Фером, до хрипоты доказывал им свою правоту… А однажды, за все бессонные ночи и трудные дни утомившись донельзя, пожелал им обоим доброго сна и впервые после побега сам крепко заснул. Наутро выспавшейся наконец и потому ставшей соображать намного быстрей головой понял, что именно ему не давало спать, и с тех пор ежевечерне проводил маленький ритуал, позволяющий легче уснуть.

Человек ко всему привыкает и во всём может найти какую-никакую пользу. Накопившаяся за день усталость стала лучшим защитником Ариэля от горьких мыслей. Устраиваясь спать, теперь он думал о месте, куда вёл их путь. Молил богов о помощи и защите. Просил о благополучии братьев. Вспоминал и Фера с Рами в молитвах, просил об их благополучии и добром здравии – знал, что так быстрее уснёт. И на самом деле забывался таким крепким сном, что наутро не помнил ни ночных сновидений, ни вечерних сомнений, а тяготы пути представлялись ему пусть и мучительными, но посильными для них всех. Ведь там, впереди, их ждал новый дом и все шансы устроить свою жизнь.

Прав он был или нет в своих надеждах и опасениях, но каждое утро они садились на коней и отправлялись дальше в путь, ведущий на восток, к горам и арданской границе. И каждый из них не сдавался, а подтверждал поступками сделанный выбор. Томи просил не обращать внимания на свой кашель. Кай самостоятельно седлал коня и садился в седло, предусмотрительно кутаясь во всё, что можно и нельзя на себя нацепить. И Ариэль делал так же, как и его младшие братья: преодолевал трудности и боролся с сомнениями, хотя бы в малом – молчании – облегчая ношу других.

Они не для того проделали такой сложный и трудный путь, чтобы сдаться, когда до их нового дома оставалось всего ничего. Они смогут. Они не сдадутся. А там, когда они доберутся, всё станет в разы легче – у них появится дом.

Ариэль повторял это про себя так часто, что умудрился поверить в

собственные слова, хотя знал, что всё может оказаться и по-другому. Замок, который, как он знал, уже много лет стоял без хозяина, мог оказаться обжитым и наполненным людьми. Или разграбленным и совершенно непригодным для жизни. Если они зря проделали такой большой путь… Нет, об этом он даже себе не собирался говорить ни единого слова. И, разумеется, братьям не говорил – попросил поверить себе, и они доверились, пошли за ним, и ни разу ни от Томи, ни от Кая Ариэль не услышал ни одной жалобы.

Боги милостивы. Должно же им, в конце-то концов, повезти!

Ариэль попрыгал на крыльце, стряхивая с сапог и одежды снег, откинул с головы капюшон и потянул на себя толстую дверь придорожной таверны. Погружённое в полумрак помещение дыхнуло в лицо благословенно тёплым воздухом, жилым духом, мирным говором приглушённых голосов, и Ариэль на миг зажмурился. Боги, как же он мечтал отогреться. Заледеневшие руки и лицо тотчас защипало, нос защекотали разнообразные, в том числе аппетитные запахи. Даже смешно стало – когда-то он думал, что ненавидит тушёную капусту. А теперь аж слюнки текли: хотелось и её, и всё, что есть в печи. Ариэль хотел всего: есть, спать, сидеть у камина, вытянув ноги к огню, пить подогретое с пряностями вино – и всё это ну вот прямо сейчас и одновременно.

Последний день пути выдался утомительным. Погода дальнему путешествию не благоприятствовала, с первого дня и до сегодняшнего – а прошло уже без малого две недели – мороз и пронизывающий ветер соревновались друг с другом за право зваться главным врагом. Снег, если и шёл, то колючей колкой пылью сыпал в глаза, что, конечно, не так и плохо: дороги оставались проходимыми повсеместно. Только раз, спускаясь с заросшего лесом холма, часть пути пришлось преодолеть пешком, ведя коней под уздцы.

Уже два дня как Северный Ветер поскользнулся и охромел на правую заднюю ногу, и Забияке с того недоброго часа пришлось нести двоих седоков. Отличный выносливый конь, а Ариэль ещё сомневался, брать его или Упрямца, и теперь радовался, что не постеснялся забрать с собой подарок Рами. Все лошади Ариэля были быстроногие, с норовом, хороши на коротких дистанциях; в такую погоду да так долго в пути ни один из скакунов, даже Живчик, не вынес бы двоих. Северный Ветер сдался первым, Живчику тоже приходилось непросто, удила он больше не рвал, а если и своевольно прибавлял шагу, то только при виде таверны – конюшни, вкусного сена, тепла.

Ничего, сказал себе Ариэль, ещё солнце не село – а за ночь и люди, и лошади отдохнут. Из ближайшего окна виднелись поросшие лесом горы, чьи вершины уходили высоко вверх, прячась в белой пелене снежных облаков, и Ариэль кивнул своим мыслям: они почти добрались, день-два пути – и они будут на месте. А уж там… Там могло оказаться по-разному, и Ариэль решил подумать о возможных несчастьях как-нибудь на досуге.

Сейчас же у него имелось важное дело, и исполнить его следовало хорошо.

В этот час – всё же не вечер, да и уже не обед – в таверне собралось немного народу. Двое краснолицых, громогласных, с блестящими глазами грелись у открытого огня, видно, добрались сюда, как и Ариэль с братьями, совсем недавно. Большое семейство с многочисленными детьми, половина из которых – девочки всех возрастов, заняло стол у окна, стучали приборами и посудой. Выглядящий важным старик сидел в полном одиночестве в центре комнаты, с поверхности его глиняной кружки поднимался дымок. Единственный одарил вошедшего цепким – охотничьим – взглядом, но, разглядев короткие волосы Ариэля, быстро потерял интерес. Ариэль тоже отвёл взгляд, не стоило дразнить судьбу.