Хрустальное сердце короля

Гальга

— Я не помню, — честно ответил Леголас.

— Ты был так мал?

— Я подозреваю, что отец приложил к этому руку, — решил не скрывать он, раз уж они разоткровенничались. И заметив, как она в недоумении сдвинула брови, пояснил: — Он владеет сильной магией и мог просто лишить меня этих воспоминаний. Он мог сделать это, чтобы я не звал, не искал, не скучал…

— Может так даже лучше, — решила Эверин его подбодрить. — Он о тебе заботился.

— Думаю, в первую очередь он заботился о себе. Сделал так, чтобы я не донимал его, лишний раз терзая душу.

—

Не вини его, — прозвучал совет.

— А ты отказалась бы от воспоминаний? О тех, которые поведала мне и тех, что не успела? Ведь была не только боль. Была радость. Было счастье.

Девушка закусила губу.

— Нет. Они для меня бесценны… А твой отец… какой он?

— За юбками он точно не бегал, да и воздух никогда не сотрясал бесполезным криком. Этим он явно отличается от Деруса. — Они оба рассмеялись. — Его пороки — жестокость и алчность. Он бывает суров и резок… Абсолютно непоколебим в своей воле.

Они по кусочкам восстанавливали для себя прошлое друг друга, чтобы лучше понять и глубже прочувствовать. И даже осознание скорого расставания не позволяла потерять интерес.

Какое-то время они сидели молча, а потом снова продолжили путь, за который успели узнать друг о друге столько, сколько не узнали за прошедшие пять месяцев. Очень интересной Леголасу показалась история Горона, который, как оказалось, был сыном воина и прачки. Его отец доблестно сражался бок о бок с Дерусом и был его хорошим другом, пока не пал, поверженный вражеским копьем. Тот же не оставил мальчонку. Помогал и всячески поддерживал его семью. И сам сделал его тем, кем сейчас он являлся. За последние годы, уже будучи полководцем, он немало сделал для города. Неоднократно проявил героизм и доблесть. Все в городе его уважали. Он яростно защищал каждого своего воина и никогда не прятался за чужими спинами, но в тоже время о его хитрости, ловкости и бескомпромиссности ходили легенды. Но то, что Горон не простак, эльф уже сам понял.

Эверин знала, что заброшенный алтарь уже близко и сердце ее в предвкушении обступил холод. Но яркое солнце, поблескивающее сквозь кроны деревьев и пение птиц никак не соответствовали ее душевному состоянию. Было что-то не так. И когда они оказались на капище, ее взору предстала несколько иная картина. Те же каменные великаны и тот же старый жертвенник, но сюда словно пришло запоздалое лето. Не было той таинственности и пугающей тишины. Леголас, с интересом взирая на изваяния, прогуливался по кругу.

— Когда-то здесь возносились мольбу Эру. Заключались вечные союзы…

Он еще что-то говорил, но девушка его уже не слышала. В голове стоял гул. Перед глазами клубился туман. Казалось, что тело ее, точно дерево, гнется под напором сильного ветра. Сколько продолжалось это, Эверин не поняла. Она зажмуривала глаза и снова открывала, желая прийти в норму, но напрасно. Еле удерживаясь на ногах, она попыталась вновь услышать речи Леголаса, которые словно рассеивались, до нее не долетая.

— Странно, что ты могла здесь находиться, тем более взывать к Эру, просить души предков. Здесь не место людям…

Девушка

покачнулась, ослабляя завязки плаща на шее. Неожиданно ее привлекло хлопанье крыльев. Взгляд устремился в небо, но птица, словно тень, скользнула в пущу.

Игнорируя подошедшего Леголаса, пытающегося разглядеть в ее глазах, что-то кроме тумана, она кинулась обратно в лес, желая догнать птицу. Но бег давался с трудом. Спотыкаясь и путаясь в собственном плаще, еще не вошедшая в свое привычное состояние, она то и дело цеплялась за стволы деревьев и, наконец рассмотрев на ветке дрозда, упала, утопая в папоротниках, теряя сознание.

Первое, что увидела Эверин, когда очнулась, это слепящее солнце. Она снова закрыла глаза, но тут же ощутила легкое касание длинных волос эльфа на своей щеке.

— Что с тобой произошло? Куда ты так торопилась? Кого искала? — встревоженным голосом спросил он, но девушка сама не знала ответа.

Когда она снова открыла глаза, Леголас все еще нависал над ней, опираясь на одно колено, растерянно и даже испуганно глядя на свою спутницу. Он помог ей подняться и теперь они стояли на коленях лицом к лицу.

Словно обессилев, девушка склонила голову к нему на плечо, легонько обняв и тот уже не ждал ответа, а слабо улыбнувшись, уткнулся носом в ее волосы. Это был самый прекрасный запах на свете, в нем смешивались аромат меда и диких трав. А непривычное для эльфа тепло, которое дарило ее тело, и вовсе заставляло в блаженстве прикрыть глаза и немного расслабиться, теряясь в чарующих ощущениях чьей-то близости. Одна его рука лежала на ее спине, словно опасаясь ее нового падения, вторая нежно поглаживала теплую руку, лежащую на плече. Поддавшись мимолетному желанию, Леголас сжал ее, поднес к своим губам и поцеловал запястье, но словно одумавшись, прижал к груди, с тревогой осмысливая происходящее.

Странно, но Эверин никак не отреагировала на этот его поступок как и на то, что объятья стали крепче, а дыхание громче. Словно вином опьяненный, он касался губами ее голос и млел от проснувшихся в нем ощущений. Это не могло происходить наяву. Почему она до сих пор не почувствовала? Не услышала? Не оттолкнула? Эльф нервно закусывал губы, борясь с желанием обнять ее крепче. Сейчас, как никогда в жизни, он желал объятий, но не простых… Он хотел объять ее всю, чтобы ни одна частичка ее стройного тела не была обделена. И даже не пытался прогнать наваждение. Девушка потерлась лбом о его плечо и, потянув за прядь волос, накрутила его на палец.

— Однажды, мне приснился сон, — вдруг начала она. — Я видела алтарь и гневно смотрящих на меня каменных истуканов. Эту тьму и холод я помню и сейчас. В своих объятьях меня по-хозяйски держал мужчина и я жалась к нему в поисках спасения… Я не помню его лица, да я его и не видела, но я помню белые пряди длинных волос, в которые уткнулась тогда. —

Эверин громко вздохнула и заключила: — Это был ты, мой друг. Сколько бы я не сопротивлялась этой мысли…

Резко отпрянув, перебив ее при этом, Леголас заглянул в ее лицо.