Хрустальный лес
Шрифт:
— Отодвинь книжку, она на мою сторону попала… Опять твой локоть через границу перешёл, убери сейчас же!
Последним сегодня был урок труда. Вера Николаевна отпустила первый класс домой, а третьему сказала:
— Ребята, скоро наступят холода. Сегодня мы с вами будем утеплять окна в школе. Они ведь как раз на Амур выходят, а знаете, какой зимой ветер с Амура?
Ребята даже поёжились. Им послышалось, как свистит, завывает пурга, наметает на тропинках большие сугробы, так что по утрам приходится идти в школу с лопатой… Но ничего. Сторож дедушка
— Мы с девочками останемся мыть рамы, — продолжала Вера Николаевна, — а мальчики пойдут в тайгу за мохом: положим его между рамами. А ты что хочешь сказать, Любаша? — спросила она, заметив, что та подняла руку.
— Я тоже хочу в тайгу за мохом…
Остальные девочки негодующе всплеснули руками: будто они не хотят пойти в тайгу! А кто будет мыть рамы?
— Нет, Любаша, ты останешься здесь.
Любаша сердито тряхнула своей чёлкой, но больше спорить не стала.
Мальчики забежали домой, оставили сумки с книгами, сняли школьную форму — в тайгу ходят в чём похуже. Потом все собрались у околицы. У каждого был с собой мешок для моха и чумашки — корзинки из берёсты — на случай, если что интересное в тайге попадётся.
Юра шёл последним по тропке, насвистывая песенку, которую они недавно разучили в классе с Верой Николаевной:
У дороги чибис, у дороги чибис…Тропка вся была усыпана красными, жёлтыми, оранжевыми листьями вперемешку с поблёкшими иголочками лиственницы. Деревья стояли грустные: наверно, им очень не хотелось раздеваться на зиму, когда и люди, и звери, наоборот, кутаются в тёплые шубы.
Один только низкорослый монгольский дуб, словно скряга, цепко держался за свои жёсткие ржавые листья.
«Меня не провести, — шелестел он. — Старую одёжку сбросишь, а новую не получишь. Пусть хоть какой ветер, хоть какая вьюга — им меня не раздеть!.. А вот весной, когда солнышко пригреет, я и сам эту ветошь сброшу, в свежую зелень наряжусь…»
Ребята скоро должны были перевалить через сопку и спуститься в седловину — там было много мягкого пушистого моха.
В это время под ногами у Юры мелькнул бурундук. Он был так близко, что Юре показалось, вот-вот он схватит зверька за хвост. Бывает же, что найдёт такое на человека. Уж ему ли не знать, как трудно поймать бурундука в тайге, а тут бросился догонять. Конечно, зверька не догнал и вернулся на тропинку.
Друзья уже ушли далеко вперёд, а вместо них Юра неожиданно увидел Любашу.
— Ты чего здесь?
— А я всё время за вами шла, мне первоклассники тропинку показали, по которой вы пошли…
— Так тебе же Вера Николаевна не разрешила ходить в тайгу! Почему ты не послушалась? — возмутился Юра.
— Я послушалась… Даже один квадратик у окошка вымыла. А потом гвоздём палец поцарапала. Вот видишь… Кровь сильно текла… Вера Николаевна сказала: «Иди домой». Можно, я с тобой буду мох собирать?
На мгновение у Юры мелькнула мысль: вот сейчас он свистнет, позовёт Гену Каргина, и они вдвоём отомстят Любаше за все её «выкиндрючки». Вере Николаевне она, ясно, не посмеет жаловаться: ведь ей никто не разрешал идти в тайгу…
— Ты мальчишкам хочешь свистеть? — заметила Любаша, как Юра поднёс пальцы к губам. — Не надо… Мы только вдвоём будем мох собирать. Пойдём вот здесь… — Она указала на тропинку, огибавшую сопку посредине.
Сверху раздался свист, и затем послышался голос Гены Каргина:
— Юрка-а-а! Эгей-гей!
— Бежим! — Любаша крепко схватила Юру за руку.
И он, досадуя на себя за свою уступчивость, помчался с нею сквозь кустарник.
Ветки багульника хлестали ребят по ногам, кедровый стланик цепко хватал своими лапами Любашу за платье, а они всё мчались вниз, как два камушка, которые кто-то столкнул с сопки.
Остановились они, только когда под ногами захлюпала вода. Высокие кочки со спутанной гривой травы выглядывали, как чьи-то косматые головы, из болота и словно ждали с любопытством, куда теперь пойдут этот смуглый мальчик с чёрными как угольки глазами и длинноногая девчонка, которая, словно лошадка, то и дело встряхивала головой, откидывая волосы, падавшие ей на глаза.
— Ну, — сказала Любаша.
— Что ну?
— Давай мох собирать.
— Какой тебе тут мох? — рассердился Юра. — Мох там, куда ребята пошли. А здесь вода, не видишь?
Ясно, человек тайги не знает, зачем тогда соваться? И чего он, как маленький, побежал за ней? Ребята уже, наверно, мох собирают, а ему что, с пустыми руками возвращаться?
— Пошли к ребятам, — наконец решительно сказал он.
— Не пойду, — заупрямилась Любаша.
— Ну, тогда я один пойду…
Юра решительно повернулся и зашагал от неё прочь.
И тут Любаша зло крикнула:
— Завёл меня в тайгу, а теперь бросаешь, да? Бросай, бросай, а я дороги не знаю. Вот пойду и заблужусь. И никто меня не найдёт. Вот!.. И ты будешь виноват, понятно?
Юра остановился. Довод был вполне резонный. Они забежали довольно далеко, а Любаша тайги не знала. Она ведь только нынешней весной приехала с родителями на Нижний Амур. Летом Любашу в тайгу не пускали, и других ребят тоже — много было опасного клеща, да хотя бы и пускали — за одно лето разве тайгу узнаешь? Она вон какая! Другое дело Юра — он ведь здесь вырос. Нет, видно, сегодня ему не отвязаться от своей соседки.
— Юра, а разве больше нигде моха нет? — заискивающе спросила Любаша. Она уже почувствовала, что Юра её не оставит.
— Пойдём уж, ладно… Только, знаешь, это далеко.
Любаша шла, всё время с любопытством вертя головой по сторонам и спрашивая Юру:
— А это какое дерево? А ручеёк куда бежит?
Приходилось объяснять, что дерево это — обыкновенная ольха, что чистый ручеёк бежит в такую же чистую горную речушку, а речушка впадает в Амур.
Любаша слушала внимательно, благодарно кивала головой.