Ху Из Мы
Шрифт:
Общество должно было держаться на трёх опорах: искусствах, спорте и науке. При этом все три базовых опоры многосторонне пересекались между собой. Этот треугольник, по мысли Гриши, подпитывался соответствующими структурными подходами системы образования всех уровней. Учебные заведения повинны были опираться на воспитание патриотизма, культуры и морали у молодых граждан страны.
"И да будет в нашей державе процветание разума, а не воинствующей силы. И пусть культура победит оправдания извращённого пушечного могущества. И быть науке царицей-владычицей над всем сущим", - эти пожелания автор дописал утром за чашкой кофе, переживая
В то утро, гаже звонка будильника, для Гриши ничего на свете придумать было нельзя. Но принятый душ и чашечка кофе привели голову в порядок. Проглатывая кашу с котлетой, заодно с составленным ночью сочинением, Гриша без стеснения нахваливал автора. Он долго изучал себя в зеркале, продолжая похваляться для самоутверждения: как-никак, национальная идея, которую жаждал народ, лежала у него в кармане. Гриша невольно поглаживал место хранения с чувством удовлетворения. На улице его неминуемо ожидала встреча с благодарным народом, который, правда, пока ещё не знал, за что должен быть признателен Грише.
Канарейкин Зиновий Вульфович тему национальной идеи разрабатывал самостоятельно, никого из сотрудников не привлекая к работе. Писал, учитывая собственный интерес и выгоду при выходе на пенсию. "Другим поручат - пусть, что угодно пишут, - оправдывал он меркантильный интерес в общественном вопросе.
– Сейчас все умные критиковать, а годы прижмут под потолок, тогда иную песнь запоёте, родимые..."
Его мысль о национальной идее сводилась к созданию таких условий бытия человеку, завершающему трудовой путь, чтоб остальные члены общества только и мечтали, как о высшем благе человека - выходе на пенсию. Имея такой маяк перед глазами, все граждане стремились бы усердной работой приблизить себя к этой счастливой черте.
Только одно смущало Зиновия Вульфовича в его размышлениях о национальной идее: в голову навязчиво лезли слова из песни его молодости под названием: "Мама, мы все сошли с ума...", - ни названия музыкальной группы, ни мелодии он не помнил, но вот причудливая строчка не выходила из головы.
Гарик Рыбчинский так не доработал идеи, явившиеся ему в первый день поиска. Как-то ни сил, ни настроения не обнаружилось, да и время с желанием не нашли общего согласия. Хорошие мысли, то приближались, то удалялись, не даваясь в руки. Он искренне надеялся, что работа не будет провалена, благодаря более опытным коллегам, которым, к счастью, было поручено то же задание. Подавая Гаю Юлию свои два жалких листочка с решением государственного вопроса, на которых разместились обе версии национальной идеи, он жалобно предположил вслух, что две хлипкие идеи можно объединить в одну могучую.
– Ладно, почитаем твоё изобретение, - сказал руководитель бригады.
– Уберём глупости, почистим, добавим - если в этом будет смысл.
После таких слов, у Гарика досрочно свалился камень с сердца за свою топорную работу. Он весело подмигнул Светке Соколовой, мол, смотри, ещё и в передовики выйдем с нашими идеями. Возможно, и не зря старались...
"Не зря..." - говорил ответный взгляд Светланы.
Ознакомившись с работами сотрудников о национальной идее, руководитель бригады Гай Юлий долго чесал нос, настраивая важный орган на верный след. В итоге след был взят, и руководитель огласил сотрудникам результат проделанной работы. Первой под руку попалось
– Ну, что ж, чувствуется - работа принадлежит молодому специалисту, - Гарик Рыбчинский гордо расправил молодое тело.
– Мысли сомнительные, аппетиты огромадные...
Гарик стушевался и постарался разместиться на стуле за столом менее заметно. Он вжался в средства труда до того усердно, что кто-то удивлённо спросил: "А куда он делся? Ведь только что был здесь".
Гай Юлий продолжал:
– Идеология данной работы угадывается следующая: вы мне пенсию выплачивайте сейчас, а я отработаю после, когда подойдут годы выхода на заслуженный отдых (в нашем случае, - на заслуженную работу). Я уверен, если бы подобное было возможно, то вся страна была бы едина с мнением инженера Рыбчинского. Но, увы, подобное напутствие смертно до рождения, Гарик. По тексту чувствуется, что изыскатель очень тесно работал с идеей, и кое-какую пользу для себя извлёк.
Света Соколова покраснела, но никто этого не заметил.
Гарику было всё равно: заметит кто-то или нет раскраску Светкиного лица. В его голове уже зрела новая идея, как не дать горящему огню лишиться энергии. И выглядела она так: официально ввести в график рабочего времени - сексуальный час, для поддержания сотрудников в тонусе и хорошем настроении.
Работа Зиновия Вульфовича, последовавшая в руки руководителя бригады, вызвала почтительное время на раздумье. Хорошо, что ответ был подготовлен заранее.
– Так заманивать в чрево может, разве что удав...
То ли произнёс Гай Юлий фразу, то ли сотрудникам навеяла мысль окружающая обстановка, отчего они переглянулись, не разумея от чего.
Сергей Гадкий, он же Гай Юлий, руководитель и душа бригады, нежно разгладил листы бумаги:
– Очень, очень заманчиво с вашим пенсионным настроением попасть досрочно в рай. Но с чем останутся черти в преисподней? Без необходимого сырья их ад превратится не понятно во что, а это нарушение баланса. Идея ваша, Зиновий Вульфович, понятна. И если ангелы в раю найдут взаимопонимание с чертями в аду, то мы тут же вернемся к вашей идее. Надо признаться, она мне нравится, тем больше, чем меньше лет остается до пенсии. Но... боязно. Утянут черти за ноги к себе - поди, после, докажи, что шёл к ангелам в гости.
Члены бригады сосредоточено слушали, чтобы первыми узнать о принятой национальной идее и сразу же броситься её осуществлять. Все, как один были образованы, и понимали, что находятся в одной лодке. Только, сидящий в ней на первом месте пересечет финиш первым, а - на десятом, - десятым. Всем хотелось прорвать финиш личной грудью первым. А по условиям забега: грудей много, а финиш один, и это обуревало отдалением светлых дней.
Гай Юлий долго с тоской смотрел в окно на светлую радость дня.
– Да, - резюмировал он.
– Но, нет, - тут же поправился окончательно.
Зиновий Вульфович, не рассчитывая на победу в конкурсе, держал себя, как улитка в панцире: вот я есть, - а вот, меня нет. И куда будет дальше ползти свет - мне абсолютно без разницы, потому что улитка - самая оптимальная субстанция жизни...
– Бобёр Гриша, - произнёс Гай Юлий победоносно, - наше светлое будущее. Но лучше бы оно было настоящим, потому что до будущего долгий путь, и всякое может случиться по дороге. А настоящее - вот оно, - здесь с нами.