Худой мужчина. Окружной прокурор действует
Шрифт:
— Не говоря о том, что это ты его надоумил?
— Ну да, — сказал он, — не говоря, конечно. Но, понимаешь, я же тебе рекламу делал. — Он сказал это вполне серьезно.
Я сказал:
— Вот настоящий друг.
— Откуда ж я знал, что он психанет. Кроме того, он же тебя не сильно изувечил, а?
— Может, и не сильно, да только ничего хорошего… — Я замолчал — официант принес шампанское. Мы пригубили его и заявили, что оно бесподобно. Оно было довольно мерзким. — Думаешь, он убил девицу?
Стадси уверенно покачал
— Никак.
— Если его сильно попросишь, он ведь может бабахнуть.
— Знаю, эти иностранцы все припадочные. Только он весь тот день здесь проторчал.
— Весь?
— Весь. Поклясться могу. Ребята и девчата что-то там праздновали наверху, и я точно знаю, что он не только не выходил, но даже и задницу от стула не отрывал весь день. Честное слово, это-то он сможет доказать.
— Тогда чего же он боится?
— А я знаю? Сам его об этом спрашивал. Но ты же знаешь иностранцев.
— Ага. Они припадочные. А не мог он дружка прислать ее проведать?
— Думаю, что ты этого парня неверно вычислил, — сказал Стадси. — Дамочку-то я знал. Она сюда иногда с ним захаживала. Ничего у них серьезного не было.
Не на столько он на ней свихнулся, чтобы иметь резон ее кончить. Честно.
— Она тоже на игле сидела?
— Не знаю. Видел — баловалась иногда. Может, просто компанейская была — он колется, ну и она…
— А с кем она еще ходила?
— А ни с кем, — безучастно ответил Стадси. — Есть тут одна сволочь, Нунхайм по фамилии, так он на нее глаз положил, только не больно-то у него получилось, как я понимаю.
— Вот, значит, откуда Морелли узнал адрес.
— Не будь дураком. Как же, станет Морелли с ним водиться, разве только врезать пару раз. Не он ли в полицию настучал, что Морелли с этой дамочкой знаком? Дружок твой?
Я подумал и сказал:
— Не знаю его. Слыхал, что он вообще-то оказывает полиции кой-какие услуги.
— М-м-м. Спасибо.
— За что спасибо? Я ничего не говорил.
— Согласен. Теперь ты мне скажи — с чего весь этот базар? Ее ведь убил этот тип, Винант, верно?
— Многие так думают, — сказал я, — только ставлю сто долларов против своих пятидесяти, что это не он.
Он покачал головой.
— В твои игры я на деньги не играю. — Он вдруг просиял. — Но я вот как поступлю — тогда можем и об заклад побиться, если хочешь. Помнишь, когда ты меня застукал, я и вправду не в ту стойку встал. И вот интересно мне — получится у тебе еще раз? Когда-нибудь, когда поправишься, мы могли бы…
Я усмехнулся и сказал:
— Нет, я не в форме.
— Да я сам разжирел, как боров, — настаивал он.
— Кроме того, тебе просто не повезло в тот раз: ты равновесие потерял, а я стоял крепко.
— Самолюбие мое щадишь, — сказал он, а потом призадумался и добавил: — Правда, тогда тебе действительно повезло. Ну, если не хочешь… Позвольте наполнить ваши бокалы!
Нора
— Имел большое удовольствие, — сказал он нам.
Мы тоже наговорили ему любезностей и уехали.
Нора нашла, что Стадси неотразим.
— Половину не поняла из того, что он говорил.
— Подходящий парень.
— Ты сказал ему, что сыском больше не занимаешься?
— Он решил бы, что я ему что-то вкручиваю, — пояснил я. — Для таких придурков, как он, ведь как? Сыщиком был, сыщиком и помрешь. Чем он будет думать, что я ему соврал, лучше уж и в самом деле соврать. Сигареты есть? Он мне по-своему доверяет.
— А ты правду говорил, когда сказал, что Винант не убивал ее?
— Не знаю. Мне кажется, что правду.
В «Нормандии» меня ждала телеграмма от Маколея из Аллентауна:
«ЭТО НЕ ВИНАНТ И НА САМОУБИЙСТВО НЕ ПОКУШАЛСЯ».
XV
На следующее утро я вызвал стенографистку и разобрался с большей частью накопившейся почты, поговорил по телефону с нашим поверенным в Сан-Франциско — мы хотели спасти одного из клиентов нашей лесопилки от банкротства; еще час потратил, просматривая план, который мы разработали, чтобы платить поменьше налогов в казну штата; в общем, побыл самым деловым из деловых людей и к двум часам, когда я прекратил работу на сегодня и отправился обедать с Норой, я почувствовал себя чрезвычайно добродетельным.
Нора договорилась пойти поиграть в бридж после обеда, я же направился к Гилду, с которым несколько раньше поговорил по телефону.
— Значит, ложная тревога? — спросил я после того, как мы обменялись рукопожатиями и уселись в кресла.
— Вот именно. Это такой же Винант, как я. Вы же понимаете, как это получается: мы сообщаем филадельфийской полиции, что он оттуда поспал телеграмму, и даем приметы, и теперь всю неделю для половины штата Пенсильвания каждый тощий бакенбардист — непременно Винант. Нашего зовут Барлоу, он безработный плотник, насколько мы смогли выяснить. Его подстрелил черномазый, который хотел его ограбить. Пока еще он не может много говорить.
— А не могли его подстрелить по ошибке — по той же ошибке, которую сделала аллентаунская полиция?
— То есть приняв за Винанта? Очень возможно, если это нам что-то дает. Дает?
Я ответил, что не знаю.
— Маколей вам сообщил о письме, которое получил от Винанта?
— Он не сказал мне, что в нем.
Сказал я. Сказал и о Роузуотере, что знал.
— Вот это интересно, — сказал он.
Я рассказал о письме, которое Винант послал сестре.
— Обширная переписка, да?