Худой мужчина. Окружной прокурор действует
Шрифт:
Она сказала:
— И со стороны вашей жены ужасно мило…
— Забудем об этом.
— Ник, а что могут сделать, если утаишь доказательство чьей-то виновности в убийстве?
— Могут признать соучастником, это называется «соучастие в сокрытии следов преступления», если захотят, конечно.
— Даже если передумаешь и добровольно отдашь эти доказательства?
— Могут и тогда, только обычно так не поступают.
Она окинула взглядом комнату, словно желая удостовериться, что в ней больше никого нет, и сказала:
— Джулию убил Клайд. Я нашла улику и утаила ее. Что теперь со мной сделают?
— Скорей всего, ничего, только взбучку устроят, если, конечно, сами эту улику передадите. Он как-никак был вашим мужем. Вы достаточно близки, и ни один суд присяжных не обвинит вас в том, что вы пытались выгородить его, разумеется, если у них не будет оснований считать, что вы руководствовались какими-то другими мотивами.
Она спросила, спокойно и неторопливо:
— А у вас, значит, есть такие основания?
— Не знаю, — сказал я. — По-моему, вы, скорее всего, намеревались использовать эту улику, чтобы выкачать из него деньги, как только вам удастся связаться с ним, а теперь возникло еще что-то, и вы решили передумать.
Сжав зубы и оскалившись, она выкинула вперед правую руку, сложенную наподобие кошачьей лапы, — ей очень хотелось добраться до моего лица своими длинными заостренными ногтями. Я успел перехватить ее руку и заметил, стараясь придать голосу грусть:
— Женщины ожесточаются. Только что я расстался с одной, которая швырнула в человека сковородкой.
Она рассмеялась, не меняя, однако, выражения глаз:
— Вы всегда были обо мне самого худшего мнения, не так ли?
Я разжал руку, и она принялась тереть запястье, хранившее следы моих пальцев.
— Кто же это швырнул сковородкой? — спросила она. — Я ее знаю?
— Если вы имеете в виду Нору, так это не она. Виктора-Кристиана Роузуотера-Йоргенсена уже арестовали?
— Что?!
Я поверил ее изумлению и сам в свою очередь изумился — и тому, что изумилась она, и тому, что поверил.
— Йоргенсен — это Роузуотер, — сказал я. — Вы же помните его. Я думал, вы в курсе.
— Вы хотите сказать, что это тот ужасный человек, который…
— Да.
— Не верю. — Она встала, сложив руки в замок. — Не верю. Не верю. — Лицо ее было искажено страхом, а голос звучал напряженно и неестественно, как у чревовещателя. — Не верю.
— Ну и что? — сказал я.
Она меня не слушала. Повернувшись ко мне спиной, она подошла к окну и замерла там не оборачиваясь.
Я сказал:
— В машине у входа сидит парочка парней, и очень уж они похожи на фараонов, поджидающих его, когда он…
Она обернулась и резко спросила:
— Вы уверены, что он Роузуотер? — Страх почти совсем сошел с ее лица, и голос был, по крайней мере, нормальный, человеческий.
— В полиции уверены.
Мы смотрели друг на друга, и оба напряженно думали. Я думал: не того она боится, что Йоргенсен убил Джулию Вулф или что его арестуют; она боится, что его женитьба на ней — только ход в какой-то его комбинации против Винанта.
Когда я усмехнулся — не потому, что эта мысль была такой уж смешной, а потому, что она осенила меня столь внезапно, Мими вздрогнула и нерешительно улыбнулась.
— Не верю и не поверю, — сказала она, на сей раз очень тихо, — пока он сам мне не скажет.
— А когда скажет — что тогда?
Она слегка повела плечами, и нижняя губа у нее задрожала:
— Он мой муж.
По идее, это было смешно, но я разозлился:
— Мими, это Ник. Помните меня? Н-и-к.
— Я знаю, что вы обо мне всегда плохо думаете. Вы думаете, что я…
— Ладно. Ладно. Хватит об этом. Вернемся к той улике против Винанта, которую вы нашли.
— Ах да, — сказала она и отвернулась, а когда опять повернулась, губа ее снова дрожала. — Это неправда, Ник. Я ничего не находила. — Она подошла ко мне вплотную. — Клайд никакого права не имел писать эти письма Алисе и Маколею, настраивать их против меня, и я решила, что поквитаюсь с ним, если придумаю что-нибудь против него, потому что я и на самом деле думала, то есть думаю, что он убил ее, и только…
— И что же вы придумали?
— Я… я еще не придумала. Сначала я хотела узнать, что мне будет. Помните, у вас спрашивала? Я могла бы сделать вид, будто она немножко пришла в себя, когда я осталась с ней наедине, пока другие ходили звонить, и сказала мне, что это он.
— Вы же говорили не о том, что что-то услышали и не сказали, а о том, что что-то нашли и утаили.
— Но я еще не решила, что я…
— Когда вы узнали о письме Винанта Маколею?
— Сегодня днем, — сказала она. — Приходил человек из полиции.
— Что-нибудь про Роузуотера спрашивал?
— Спрашивал, знаю ли я его, встречала ли когда-нибудь, и я думала, что говорю правду, отвечая «нет».
— Может быть, и так, — сказал я. — Во-первых, мне кажется, вы говорили правду, когда сказали, что нашли какую-то улику против Винанта.
Она вытаращила глаза:
— Не понимаю.
— Я тоже не понимаю, но могло же быть так: вы что-то нашли и решили утаить, может быть, имея в виду продать это что-то Винанту; потом, когда из-за его писем люди стали к вам приглядываться, вы решили отказаться от мысли о деньгах, с тем чтобы отомстить ему и одновременно защитить себя, передав улику полиции; и наконец, когда вы узнаете, что Йоргенсен — это Роузуотер, вы делаете еще один поворот кругом и решаете утаить улику, на сей раз не ради денег, а чтобы как можно больше насолить Йоргенсену за то, что он женился на вас не по любви, а ведя какую-то игру против Винанта.