Художественная культура русского зарубежья. 1917-1939. Сборник статей
Шрифт:
Как зацветет Россия!! Вот когда вновь все флаги в гости будут к нам, и запируем на ПРОСТОРЕ».
Несмотря на то, что таким мечтам не суждено было осуществиться, Репин в «другой» жизни все же состоялся и вновь употребил, теперь уже последние, силы для взлета – осуществления третьей картины, посвященной запорожцам и стоявшей на его мольберте до конца его земных дней. Это «Гопак». Он написан широко и сочно, будто Репин уже перестал стесняться своего живописного дара. По сравнению с «Гопаком», в прежних «запорожских» картинах художник, если угодно, пуритански сдержан, но в этой, последней, дает волю живописной стихии. Почти спонтанные касания кисти волшебным образом насыщают энергией каждую форму и приводят в движение все изображенное на полотне. Красное, зеленое, желтое и голубое, клубясь и взаимодействуя, воспроизводят радости жизни, соединяя небо и землю. Картина эта – последняя благодарность художника
Так уж получилось, что в своем изложении фактов, связанных с жизнью И. Е. Репина в последние годы, автор почти бессознательно избегал упоминаний о сложных взаимоотношениях художника с представителями советской России, посещавшими «Пенаты» группами или в одиночку. Безусловно, за Репина шла борьба и с той, и с другой стороны. Это особая тема, наполненная политическими страстями и сопротивлявшаяся включению в данный контекст. Репин был истинным художником, беззаветно преданным своему ремеслу и сумевшим остаться над схваткой. Хотелось последовать его примеру и показать только бытование Репина в другой среде.
Т. П. Бородина
И. Е. Репин в финляндской прессе. 1918–1930
До революции за границей не состоялось ни одной персональной выставки Репина, если не считать отдельный павильон, предоставленный ему на лирной выставке в Риме в 1911 году. Но, тем не менее, иностранная публика была хорошо знакома с его творчеством и по публикациям в прессе, и по работам, постоянно появлявшимся на международных и Всемирных смотрах.
При жизни Репина его картины были представлены более чем на пятидесяти экспозициях в Америке, Франции, Италии, Чехословакии, Германии, Австро-Венгрии. О нем писали такие известные критики, как Фридрих Пехт, Шарль Блан, Франц Ребер, Огуст Шольц, Дени Рош, Мельхиор Воге, Кристиан Бринтон, Роза Ноймарч, Уго Оджети, Франтишек Таборский и многие другие.
После революции, когда закрытие границы с Россией оставило Репина в независимой Финляндии, особенно активными и плодотворными стали его связи с северными странами. Насколько нам сейчас известно, в Швеции, Дании и Финляндии до 1930 года, то есть еще при жизни Репина, состоялось 24 выставки. На некоторых из них совместно с работами Ильи Репина были выставлены картины его сына Юрия и художника Василия Филипповича Леви, являвшегося организатором этих показов.
Национализация вкладов в банках России, закрытие границы, разруха военного времени и вызванное всем этим тяжелое материальное положение поставило Репина перед острой необходимостью поисков средств к существованию. Для художника это, прежде всего, возможность продажи картин. С этой целью уже в 1918 году работы Репина были выставлены в салоне Стриндберга в Хельсинки.
В октябре 1919 года Репин подносит в дар Финляндскому художественному обществу 7 собственных произведений и 23 картины русских художников. Из сотен его работ, находившихся в «Пенатах», он выбирает практически лучшие: портрет Н. Б. Нордман (1900, X., м.), автопортрет с Н. Б. Нордман (1903, X., м.), «Зимой в «Пенатах»» (1903, X., м.), портрет Е. Н. Званцевой (1889, X., м.), портрет Нади Репиной (1898, X., м.), портрет В. В. Пушкаревой (Котляревской) (1899, X., уголь), портрет Р. Левицкого (1878, X., м.).
Для Репина эта акция имела очень важное значение. Она сблизила его с финскими художественными кругами и, несомненно, способствовала расположению к нему финляндского правительства и общества.
Эдвард Рихтер, корреспондент газеты «Хельсингин Саномат», в одной из своих статей о Репине расценил подарок художника как «выражение его преданности Финляндии» [255] . Надо отметить, что после обретения самостоятельности в Финляндии обострились русофобские настроения и финны очень жестко относились к русским эмигрантам. Огромный поток беженцев, хлынувший из России после революции, был обременителен для страны. Это особенно ощущалось в Выборгской губернии, где собралось наибольшее количество эмигрантов. Прокормить всех оказалось очень трудно, возникали серьезные проблемы с продовольствием. Кроме того, финны опасались проникновения в их страну большевистских шпионов [256] . Поэтому, несмотря на то, что Репин был знаменитый живописец, за ним, так же как и за другими русскими, был установлен полицейский надзор.
255
R-r. Е. Rjepin-nayttely Strindbergilla // Helsingin Sanomat. 1927. 24 апреля.
256
См. об этом: Рупасов АЛЛ. Дебаты в Эдускунте о беженцах из России. Январь 1919 г. // Российское зарубежье в Финляндии. Между двумя мировыми войнами. СПб., 2004. С. 24–31.
Если учитывать сложившуюся ситуацию, становятся более понятными надежды Эдварда Рихтера на то, что «вечер жизни Репина в Финляндии будет полным счастья и мира, а со стороны финляндских граждан ему лично будет оказана всевозможная симпатия и дружба! Ибо приютить у себя величайшего современного художника великой России – это действительно особая честь» [257] .
В мае 1920 года подаренные Репиным работы были представлены в музее «Атенеум». Экспозиция получила широкую рекламу и имела резонанс в прессе. Все центральные финские газеты – «Хельсингин Саномат», «Дагес пресс», «Ууси Суомен», «Хуфвудстадсбладет» и другие комментировали акт передачи картин, выставку в музее «Атенеум» и торжественный вечер, посвященный этому событию [258] .
257
R-r. Е. Указ. соч.
258
См. об этом: Валконен О. Репин и Финляндия // Илья Ефимович Репин. К 150-летию со дня рождения. М., 1994. С. 43–44.
Репину был оказан очень теплый прием. Известнейшие финляндские художники, музыканты, литераторы, общественные и политические деятели проявили к нему глубокое уважение и любовь. Он вновь оказался в центре внимания, почувствовал себя в художественной среде, в творческой атмосфере, которая всегда была столь важна для него, которую он превыше всего ценил. Все эти события, так же как и последующие выставки, имели для Репина большое значение. Они не только поправили его материальное положение, но и внесли разнообразие в уединенную жизнь, дали заряд энергии, стимул для работы – способствовали творческому подъему.
В 1919 году в одном из писем к В. Леви Репин сообщает: «…я запоем, с самозабвением занят был окончанием разом четырех хронических холстов. Ах, сколько было искано, уничтожено и снова искано и все еще не окончено!!! И все же я радуюсь прибыли художественности в моих картинах. Ведь только стоит подумать, что все это готовится для выставок в больших художественных центр<ах>…» [259]
Речь идет о намеченных выставках в Стокгольме в 1919 году и в Нью-Йорке в 1921 году.
259
Письмо И. Е. Репина В. Ф. Леви. 1919. 6 июля. ЦГАЛИ, ф. 790, оп. 1, ед. хр. 2. Л. 13, 13об.
В почетный комитет выставки в США входили: профессор Королевской Академии искусств в Стокгольме Оскар Бьерк, профессор истории искусств университета в Упсале Август Наар, министр при дворе короля Швеции Аксель Валленберг, несколько представителей от министерств Швеции в Америке, Генеральные консулы Швеции и Финляндии. Такое внимание со стороны властей мог получить не каждый даже знаменитый национальный художник.
Выставки Репина послереволюционного периода не претендовали на цельность и полноту. Художник показывал то, что хранилось у него в «Пенатах», и, несмотря на это, в Финляндии экспонирование его картин становилось художественным событием. Оскар Костиайнен, неоднократно писавший о Репине в финских журналах и газетах (некоторое время он заведовал иностранным отделом в газете «Ууси Суомен»), в одном из писем просил Репина не лишать финское общество возможности видеть работы художника. «Они так значительно выделяются на фоне всего другого – какое знание жизни и ее форм! Ваши выставки здесь – праздник искусства» [260] . Произведения Репина, представленные на выставках 1920-х годов, разошлись по всему миру. Они оказались труднодоступными для исследования. Многие из них известны только по архивным материалам, каталогам, упоминаниям и описаниям в прессе. Поэтому для нас очень ценны и интересны мнения современников, имевших возможность видеть работы Репина позднего периода.
260
Письмо О. Костиайнен И. Е. Репину. 1928. 17 июня. НБА PAX, ф. 25, оп. 2, ед. хр. 266. Л. 4.