Художник моего тела

Винтерс Пэппер

Он боролся со мной.

Боролся с нами.

Я стала мокрой и яростной.

— Ты уже трогал меня. — Я пристально посмотрела на свою грудь, измазанную синевой, его пальцы не давали моему подбородку отклониться слишком далеко. — Твоя рука на мне, слушает мой пульс, знает, как сильно я хочу тебя.

Его лоб нахмурился. Его пальцы разжались на моей шее.

Капля за каплей, вдох за вдохом, Гил делал все возможное, чтобы контролировать себя.

Я не могла позволить этому случиться.

Не могла позволить

ему снова отгородиться от меня.

Вслепую потянувшись за спину, я выхватила еще одну бутылку с краской. Сорвав крышку, не глядя на цвет, я прикусила губу, чтобы не допустить больших последствий, и опрокинула все это на его голову.

Секунды с визгом остановились.

Гил превратился в камень.

Счастливый, ярко-желтый цвет зализал его беспорядочные волосы, скользнул к вискам и каскадом струился по щекам. Контраст солнечного пигмента, венчающего его депрессивный мрак, расколол то, что осталось от моего сердца.

Гил не двигался, пока желтые струйки стекали по его лбу, танцевали в левой брови и стекали с ресниц.

Капля солнечного света упала на мою блузку, размазавшись по голубому цвету. Я потерла ее кончиком пальца, смешивая два цвета вместе, пока не получился ярко-зеленый.

Зеленый.

Как глаза Гила.

Зеленый.

Как школьное поле, по которому мы ходили.

Зеленый.

Как деревья, под которыми мы гуляли.

Он втянул воздух, когда я подняла голову. Мое тело больше не предлагало ему взять то, что он хотел, оно расплывалось, как краска, подстраиваясь под него, нагреваясь об него, меняя свои молекулы, чем дольше он смотрел.

Я была чистым голодом.

Неразбавленным желанием.

Гил молчал, его зубы вонзились в нижнюю губу.

Мое сердце забилось, когда он подошел ко мне сзади. Выбрав бутылку, он открутил крышку и, не говоря ни слова, опрокинул щедрую порцию на мою грудь.

Холодная.

Розовая.

Насыщенный цвет фуксии, светящийся женственностью и весельем.

Бросив бутылку на землю, он стал рвать мою блузку, пока пуговицы не оторвались и ткань не распахнулась.

— Черт. — Его губы прильнули к моей шее, его руки обхватили мои груди и вдавили розовый цвет в кожу и лифчик.

По моей коже побежали мурашки, когда ледяной, красивый цвет окрасил меня, вызывая старые воспоминания о похожем оттенке.

— Фламинго, — пробормотала я, когда его зубы царапнули мою челюсть.

Он отпрянул назад.

— Что?

Розовый цвет прошелся по моему животу, дразня линию талии моей юбки.

— Твоя первая роспись, которую ты мне показал. — Я задыхалась, нуждаясь в том, чтобы он прикоснулся ко мне, исправил меня. — Граффити фламинго.

— Черт возьми, ты помнишь. — Его глаза закрылись. Еще одно ругательство сорвалось с его губ, а все его черты лица метались между язвительностью и отчаянием. — Это был самый легкий цвет для кражи.

Я не хотела погружаться

в историю. Не хотела, чтобы что-то подкралось и все испортило.

Самообладание Гила ослабло.

Мое было в обрывках.

Два рваных куска веревки, которые нужно было связать в узел, чтобы стать целым.

— Поцелуй меня, Гил.

Будет время предаться воспоминаниям.

Позже.

— Поцелуй меня... пожалуйста.

Его глаза остановились на моих.

В них плакала печаль о том, что мы потеряли и не могли исправить. Голод блестел от всех болей, которые мы терпели. Но больше всего светилась любовь, несмотря на то, что Гил делал все возможное, чтобы задушить ее.

Слезы бежали по моему сердцу. Слезы о нем, обо мне и обо всем, что было между ними.

— Поцелуй...

— Черт бы тебя побрал. — Его губы сомкнулись над моими. Его пальцы обхватили мои щеки, а язык ворвался в мой рот, быстрый и неистовый. Гил целовал меня так, как будто мы не целовались десятилетиями. Он целовал меня так, как будто это был последний поцелуй в его жизни.

Металлический стеллаж позади меня шатался, когда Гил прильнул ко мне. Его бедро прошло между моих ног, толкаясь вверх, поднимая мою юбку над чулками.

Когда она не поднялась достаточно высоко, он потянулся вниз и разорвал ткань.

Мой единственный наряд. У меня больше ничего не было — нечего было носить.

Но мне было все равно.

Мне было на все наплевать.

Я застонала, поощряя его взять меня глубоким, затяжным поцелуем. Его бедра покачивались вперед, его член тяжелый и горячий упирался в мои трусики, дразня мой клитор.

Бутылка упала на мое плечо, вклинившись между нами. Не разрывая поцелуя, я потянулась к нему, откупорила и использовала все краски, что были внутри, чтобы намочить руки.

Ледяная, шелковистая краска на моих ладонях.

Сексуальная, скользкая краска на лице Гила, когда я провела пальцами по его щекам и горлу, обводя Мастера Обмана инструментами его профессии.

Его глаза открылись. Он отпрянул назад, схватил меня за запястья и вырвал мои прикосновения.

Но было слишком поздно.

Черный цвет.

Глубокий, насыщенный черный цвет блестел на его чертах. Желтый вкраплялся в него, создавая опасную комбинацию. Оса с жалом. Укус, который я, вероятно, не переживу.

Его губы были влажными, а глаза дикими.

— Я же говорил тебе, что не люблю расточительность.

Я задрожала.

— Думаю, тебе стоит закончить начатый нами шедевр.

В его взгляде зажглись творческие искры. Он оценил мой взъерошенный, испорченный наряд.

— Ты права. — Взяв меня за запястье, Гил потащил меня к тому же подиуму, где нарисовал меня. Матовый черный кирпич приглушал все остальные цвета и текстуры, оживляя яркие вспышки на нашей коже.

Крутанув меня, он заставил меня прыгнуть на сцену.