Художник моего тела

Винтерс Пэппер

Ее грудь поднималась и опускалась, касаясь моей при резких вдохах. Тишина вечера сгущалась, пока не стала гудеть от энергии. Энергии, что била меня током.

Химия, которая постоянно пылала между нами, обжигала мои вены.

Олин слегка застонала. Ее веки опустились до полузакрытых, став такими же пьяными, как и мои.

— Что дальше?

Черт, она была необходима мне.

Я больше не мог терпеть боль. Этот самонавязанный целибат, когда все, чего я хотел, это ее рот на моем и мои руки вокруг нее.

Я

наклонился ближе, мой мозг затуманился от похоти. Мое тело жаждало большего. Я прислонился к ней, ее тело оказалось вровень с моим. Я задрожал от того, как чертовски хорошо она чувствовалась.

— Совы (Owls). Много-много сов.

— О. — Ее голос был просто дыханием.

— Совы для О. Для тебя. Я сделаю целый портрет с каждым животным, начинающимся на О.

Она растаяла в моих прикосновениях, когда я обхватил ее щеку и прижал ее к себе. Мы уставились друг на друга. Наши чувства стали примитивными... остались только вкус и прикосновение.

Ее руки легли мне на грудь, сжимая в кулак мою футболку, когда ее голова упала назад на мое граффити.

— Гил...

— Да?

— Как ты думаешь... ты бы... я имею в виду...

— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

Она вздрогнула; ее глаза закрылись.

Она слабо кивнула.

Я преодолел последнее расстояние, ее дыхание было таким нежным и сладким на моих губах. Ее кожа такая мягкая, а тело такое пьянящее.

Я ждал этого так чертовски долго. Я достиг конца своего контроля.

— O... — Я провел губами по ее губам.

Всего один раз.

Простое касание.

Но этого было достаточно, чтобы пробить мои ребра и вытащить из меня задыхающееся, истекающее кровью сердце.

Я застонал.

Застонала она.

Я изо всех сил старался оставаться джентльменом, которого Олин знала, а не ублюдком, которого не знала.

Ее подбородок поднялся вверх, ища мой рот.

Я хотел поцеловать ее.

Отдаться ей.

Но тут зазвонил ее телефон.

Пронзительный и требовательный, он прорезал густую интимную атмосферу, которая бурлила вокруг нас, отбросив нас назад в мир, как ведро ледяной воды.

Я прочистил горло, отстранился и поправил джинсы, причиняющие мне постоянную боль.

Олин топнула ногой, ее лицо было диким, а глаза раздраженными, когда она вытаскивала из кармана обидное устройство. Она сделала паузу.

— Странно. Это мой отец.

— Ответь ему.

Это даст мне время собраться с мыслями.

О чем, черт возьми, я думал?

Поцеловал ее в темном переулке, наедине посреди города? Могло случиться что угодно. Что, если бы я не смог остановиться? Что, если бы я сделал что-то такое же ужасное, как все те шлюхи, которые посещали бордель моего отца?

Я даже не сказал ей, что влюблен в нее.

Она не сказала мне.

Я обещал не прикасаться к ней, пока

не буду уверен, что она моя во всех отношениях.

— Привет, папа, — Олин ответила на звонок на четвертом гудке. — Да, я в порядке. Ага. Не-а. О, правда. А, хорошо. Да, наверное.

Я не смог разобрать, что сказал ее отец, но к тому времени, как она повесила трубку, напряжение в моих джинсах ослабло настолько, что я смог говорить полувнятно.

— Все в порядке?

Олин покачала головой, на ее лице отразились шок и трепет.

— Они хотят, чтобы я присоединилась к ним на гала-концерте.

— Что? Сейчас? — Мои брови поднялись. — Уже поздно. И... ты не совсем одета.

Она разгладила свою серую толстовку и джинсы.

— Я знаю, но он сказал, что они чувствуют себя неловко, что меня там нет. Наверное, их часто спрашивают, почему они пришли без меня, ведь все это связано с детьми, понимаешь?

— Я понимаю. — Провел рукой по волосам, заставив ее ярко улыбнуться. — Видишь? Они наконец-то осознают преимущества рождения дочери.

Она грустно рассмеялась.

— Да, точно.

Подобрав с земли забытый баллончик, я протянул руку, прося ее взять.

— Пойдем. Давай отвезем тебя на гала-концерт, маленький страус.

Я держал ее за руку, пока мы ждали такси.

Я поцеловал ее костяшки пальцев, когда она вышла из машины и поднялась по лестнице большого конференц-зала.

Я заплатил за проезд деньгами, которые она мне дала, и вернулся домой.

Но я не вошел в дом ужасов.

Вместо этого прокрался по своему району с полупустым баллончиком аэрозольной краски и причастился к своей новой форме медицины.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Олин

– Наши дни –

Страшный звук эхом разнесся по складу и проник в спальню Гила.

Я резко вскочила на ноги, вырванная из сна, что снился мне.

Я моргнула от дезориентации, мозг затуманился, а глаза помутнели. Одеяла вокруг меня были теплыми и уютными, но то, что разбудило меня, повторилось, вытаскивая меня из постели.

Что это, черт возьми, такое?

Вскочив на ноги, я бросилась к двери и распахнула ее. Темнота зияла глубоким и бесконечным зевом, скрывая знакомые и незнакомые вещи. Одолженная одежда висела на моей стройной фигуре. Размер Гила не совсем соответствовал моему собственному, и я подтянула пояс черных треников, которые он одолжил мне, заново завязывая шнурки на бедрах.

Я сопротивлялась, натягивая его вещи. Они пахли им. Пахли успокаивающим стиральным порошком и цитрусовым запахом краски, которым была пропитана его кожа. Этот запах ранил мое сердце.