Художник
Шрифт:
– Пойдем, Йожеф, у нас своя дорога. Спасибо, Мама Роза, и прощайте.
По следам фургона он углубился в лес. Фаркаш торопливо завязал непослушную шнуровку и, тихо ругнувшись, побежал за другом.
Мама Роза выразительно посмотрела на Тони. Тот опустил глаза, но упрямо проговорил:
– Я сказал правду.
– Его ничему не учили, Тони. Если бы он знал то, что знают сыновья Кланов в этом возрасте, он бы не сидел здесь и не бегал по чужим землям. Он драконом-то обернулся от страха!
– Ну, ничего себе страх! Когда боятся, убегают так, что сверкают пятки. А он колдуна забодал!
–
Эльф поднялся и зашагал вслед за ушедшими ребятами.
Мальчишки уныло сидели на траве и тихо разговаривали. Увидев приближающегося эльфа, они сделали вид, что совершенно его не замечают. Но тот подошел к ним и сел напротив Иржи, бесцеремонно подхватив его ступню. Парень задохнулся возмущением, а Фаркаш вскочил, перетекая в боевую стойку.
– И ты с такими нежными ножками хочешь идти босиком?
– Он поставил ногу обратно и сел рядом.
– Я научу тебя сушить волосы. Это несложно. Сначала ты вызываешь ветер.
– Не слушай его, Иржи!
– Наоборот, слушай, когда тебя хотят научить чему-то необходимому в жизни. Итак, ты вызываешь ветер. От силы произнесения заклинания зависит его скорость и температура. Слушай.
И он тихо-тихо сказал:
– motus...
Легкий ветерок закружился вокруг Тони, развевая его светлые волосы.
– А теперь так: motus!
– Голос прозвучал громче, а ветер закрутился быстрее, творя из ухоженных волос воронье гнездо.
– Prohibere.
Ветер послушно улегся.
– Теперь устанавливаем температуру: motus calorem и добавляем вектор.
– Он выставил галочкой рядом с головой два пальца и сказал: - circa, et aequaliter.
Теплый ветер послушно закрутился вокруг его волос, подсушивая и раскладывая волоски.
– Prohibere. Теперь пробуй сам.
Иржи усмехнулся и без запинки повторил все то, что объяснил Тони, только заключительным словом использовал ambulare. И теплый ветерок, вильнувши хвостом, растворился среди елей.
Теплые и сухие волосы густой черной волной лежали на спине.
– Спасибо.
– Вежливо поблагодарил он.
– Никогда бы не догадался, что мертвая латынь может быть настолько живой.
Он заплел свободную косу и сказал:
– Tenere in arta.
И волосы, словно обработанные муссом для укладки, легли волосок к волоску, не пытаясь нарушить прическу.
– И откуда ты знаешь колдовской язык, раз тебя не учили?
– поинтересовался Тони.
– Языку-то учили. Только как им пользоваться, не объяснили.
– Вздохнул Иржи.
А потом его глаза вспыхнули и засияли неожиданной мыслью.
– У кого-нибудь есть карандаш и бумага?
– У Мамы Розы, возможно.
– Пошли, хочу попробовать!
– Теперь парень, шипя от впивающихся в нежную кожу стоп колючек, вприпрыжку бежал обратно к фургону.
– Мама Роза!
– закричал он, подлетая к задремавшей у плитки ромаалке.
Та вздрогнула, но, открыв глаза, улыбнулась:
– Что, мальчик?
– У вас в фургоне есть бумага и карандаш?
– Он даже приплясывал от нетерпения.
– В ящике под сидением.
– Мама Роза посмотрела на парнишек и эльфа. Теплые вишневые глаза засветились лукавой улыбкой.
Иржи выхватил лист бумаги и карандаш. Потом сел на землю, скрестив под собой ноги. И скоро на бумаге появился трехмерный рисунок высоких кроссовок.
– Propono in aere
Прозрачное изображение закрутилось в воздухе.
– ad augmentum
Рисунок подрос в размере...
– magis
...становясь больше...
– mollis nulla in summon
...покрываясь прямо на глазах мягкой кожей сверху...
– crassus cutis in imo
... и толстой кожей снизу.
– ad gluten summis
Швы крепко прилипли друг к другу.
– pingere brown
Готовая грубоватая обувь стала коричневой.
Иржи вытянул руки, и ботинки встали на них.
– Я молодец?
– радостно спросил он находящихся в растерянности Маму Розу и Тони. - До лавки доживут... наверное.
Змеи вновь встретились на центральной площади и обменялись взглядами.
"Я - к западным воротам!"
"Я - к южным!"
"Мне, как всегда, самое неинтересное - восток. Вряд ли он туда направился!"
"Но проверить все же стоит!"
Уткнувшиеся друг в друга головами мальчишки крепко спали, завернувшись в расстеленное прямо на траве толстое одеяло. Эльф снял с земляного прямоугольника плитку. Кастрюлю с недоеденной кашей поставил в холодную воду ручейка, чтобы до завтра она не испортилась. Туда же опустил в котелке огурцы. Потом вытащил из кибитки топорик и разрубил старую сухую ветку, залежавшуюся с прошлого года в густом хвойном подлеске. Сложив аккуратным колодцем полешки и сунув внутрь сухую траву, сорванную на солнечной обочине, он зажег маленький костерок.
Мама Роза давно спала в кибитке. Человеческий век так короток! Прежняя веселая и смешливая девчонка, с которой он когда-то познакомился на пустынной дороге, поседела и покрылась морщинами, разменяв шестой десяток. Нежные пальчики, которые он с удовольствием целовал ночами, огрубели, а ногти пожелтели и поломались. Но в темно-вишневых глазах появилась какая-то светлая печаль и материнская мудрость, хотя эльф точно знал, что детей у ромаалки не было, впрочем, как и мужа. Когда-то она нагадала ему, что долго он будет скитаться по белу свету, пока не найдет свою единственную любовь. "Да и не нужна она мне, все красивые девушки и так мои!" - шутил он, не представляя, как иногда, глухими темными ночами, перебираясь из одного города в другой, он будет сожалеть, что не имеет дома, в который хотелось бы возвращаться... Но эльфийки Серебряного Леса, откуда он был родом, задирали нос, проходя мимо молодого эльфа, большее время года живущего неизвестно где и лишь иногда навещающего своих родителей, братьев и сестер. Да и среди них он считался отщепенцем, этаким уродцем, променявшим торжественность и благолепие высоких деревьев на суету Клановых городов и возню с человеческими, да и не только, пороками. Ибо работал эльф в детективном агентстве, окунаясь каждый день в муть посторонней жизни со всеми негативными ее проявлениями, начиная с тайных измен и заканчивая похищениями и убийствами. Брался он практически за любое расследование, лишь бы заказчик хорошо платил. И в этот раз, отправляясь в столицу Клана Змей, он положил на свой счет замечательно круглую сумму с несколькими нулями в конце, хотя дело того вроде бы и не стоило.