Художник
Шрифт:
– А сейчас выступят всеми нами любимые ромаалы Ганик и Таринка со своими песнями!
– объявил конферансье и, подмигнув артистам, убежал за кулисы.
Ганик начал тихо перебирать струны. Народ затих, вслушиваясь в разносящуюся по всей площади мелодию. Ромаальские песни здесь очень любили.
Таринка опустила головку и запела:
Я мечтала о нежности встречи
На лугу в час короткий заката.
Обнимал ты тогда мои плечи,
Ну зачем ты в любви мне поклялся,
Ну зачем целовал мои губы?
Ночь со мной проведя, отдалялся...
Неужели тебе я не люба?
Пр. Где цветы, что с любовью дарились?
Ах, они бы мне все рассказали!
Но увяли они, позабылись...
А глаза мои полны слезами.
Я не верила сплетням коварным,
Но сердечко заныло, забилось.
И в тени, в полумраке кошмарном,
Поняла, что с тобою случилось.
Ты стоял, обнимая другую,
Целовал ее тонкие руки...
Я бежала, в сознаньи рисуя
Для тебя бесконечные муки.
Пр. Где цветы, что с любовью дарились,
Ах, они бы все мне рассказали...
Но увяли они, позабылись.
А глаза мои полны слезами...
Но цветы опустили головки,
И туман на пригорки спустился.
Утром мне рассказали неловко,
Что мой милый на склоне разбился...
Нет, не будет цветов, что дарились.
Счастье светом блеснуло, но мимо.
Нет тех слов, что тобой говорились...
Я сама свое счастье сгубила...
Пр. Где цветы, что с любовью дарились,
Ах, они бы мне все рассказали!
Но увяли они, позабылись.
И глаза мои полны слезами.
Таринка пела, а Иржи рисовал прямо в воздухе одинокий девичий силуэт с букетом полевых цветов в руках с развевающимися на ветру волосами, опущенную головку и слезы, текущие из глаз... Молодого красивого парня, шепчущего в розовое ушко нежные слова, на следующий день обнимающего уже другую... Рисовал, как эта девушка, получив страшное известие, бежит к обрыву, где погиб ее милый, и, падая на колени, бессильно поднимает руки к равнодушному небу...
Люди свистели и хлопали так, что певчие гномы затыкали уши, а пара мальчишек все-таки свалилась с ближайшего к сцене дерева.
Довольная Таринка раскланивалась, Вааред с умиленным лицом растирал по носу одинокую слезинку, а Ганик продолжал меланхолично щипать струны. И когда осыпалась лепестками последняя нарисованная роза, публика дружно скандировала: - Еще! Еще!
Девушка снова вышла к краю сцены, помахала руками и сказала: - "Розочка".
Ганик кивнул головой и заиграл разудалую мелодию.
Странник спустился с Серебряных Гор,
Видит: деревня и низкий забор.
А за забором идет не спеша
Девушка юная. Ох, хороша!
Пр. Эй, моя розочка, где же твой дом?
Вместе, любимая, век проживем!
Та улыбнулась, кивнула ему:
– Трудно, наверно, бродить одному?
Если доверишься, парень, Судьбе,
Так уж и быть, расскажу я тебе.
Пр. Эх, моя розочка, где же твой дом?
Вместе, любимая, век проживем!
Домик стоит рядом с горной рекой.
Бегают там ребятишки гурьбой.
Странник поверил Судьбе, и она
Уж пятый десяток - родная жена!
Пр. Эй, моя розочка, нам ли тужить?
Будем с тобою мы весело жить!
Иржи рисовал цветы и звезды, кружащиеся вокруг сцены хороводом. Народ смеялся, подпевал и прихлопывал в ладоши.
Закончив петь, Таринка раскланялась, прижимая к сердцу руку. И вот, подняв глаза после очередного поклона, она посмотрела на небо, отступила на шаг и прикрыла ладонью рот, словно испугавшись того, что увидела. Иржи, внимательно ее слушавший и смотревший на мимику, тоже перевел глаза на небо. Радость схлынула, сменившись тревогой. Там, над городскими домами, в лазурной синеве неба, разворачивался, взмахивая крыльями, не то дракон, не то огромный крокодил. Голова существа была широкой и короткой, шея - маленькой и толстой. Туловище - непропорционально раздутым в задней части. Четыре кривые и мощные лапы раскорячились в разные стороны, ловя солнечный свет блестящими когтями. Толстый и короткий хвост не позволял маневрировать, а только лишь разворачиваться по плоской дуге. Кожистые, коротковатые для такого существа, крылья, с трудом держали эту тушу в воздухе. Через несколько секунд чудовище закончило маневр и, разинув огромную пасть, направилось в сторону площади.