Худшее из зол
Шрифт:
Револьвер, который он взял с собой в Ньюкасл, лежал не очень глубоко в дорожной сумке.
— Отдыхай, набирайся сил — они пригодятся, — сказал он, осушая бутылку и понимая, что пока ни она, ни он сам не чувствуют себя раскованно. — Может, еще выпить закажем?
К ним подошла официантка и сказала, что их столик готов. Они поднялись на несколько ступенек вверх и сели под искусственным ночным небом. Зазвучала другая мелодия. Кажется, Майлз Дэвис, решил Донован. По крайней мере, музыка подействовала на него как воздушный
Они сделали заказ. Барашек с сырными клецками для Донована, морепродукты и птичья грудка для Марии. Еще джина с тоником, еще пива и бутылку мерло на двоих. Новый мир, новая жизнь.
Принесли вино. Донован поднял бокал, посмотрел на Марию:
— За что выпьем?
— За будущее, — ответила она, ни секунды не колеблясь.
— Потому что оно не может быть хуже, чем прошлое.
— А еще оно дает возможность что-то начать сначала, — сказала она, избегая смотреть ему в глаза.
Они чокнулись — в бокалах зажглись звездочки.
— Ты сегодня великолепна, — заметил он с улыбкой.
Мария поставила бокал на стол, опустила глаза. Взяла джин с тоником, улыбнулась в ответ и почему-то вздохнула.
— Благодарю.
— Что-то случилось?
— Не знаю, как сказать. — Она покачала головой. — Может, это просто необъяснимые страхи и ни на чем не основанные подозрения, но у меня какое-то ощущение… что меня дергают за ниточки.
— Что?
— Какое-то предчувствие… удара, что ли…
Донован глотнул пива.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне кажется, Шарки темнит. По крайней мере, он сделал все, чтобы я уехала из Лондона. А сыграл на том, что Джон Грин хочет вернуть себе кресло главного редактора, а один из замов открыто претендует на мое место. Он, дескать, именно поэтому настоятельно рекомендует уехать. С глаз долой. Не нравится мне это. — Она снова вздохнула. — Не знаю. Наверное, нельзя быть такой мнительной. В конце концов, я несу ответственность за газету.
— Возможно, — Донован пытался найти слова, которые бы ее успокоили. — А ты не подумала, что тебе дают возможность делать то, что тебе лучше всего удается? Как бы я ни относился к Шарки, он, очевидно, считает, что, поскольку здесь происходят настолько значительные события, необходимо твое присутствие. Он и Грин пока заменят тебя в Лондоне.
Мария ответила не сразу:
— Вообще-то я и сама собиралась приехать. Просто они слишком быстро все это провернули, и самое главное — у меня за спиной.
— Тебе не кажется, что это все-таки не повод, чтобы выстраивать теорию заговора?
— Конечно, но… — Она допила джин с тоником и перешла на вино. — Трудно объяснить. Журналистика меняется. Профессия перестала быть исключительно мужским клубом, но стереотипы остаются. Наверное, это избитая фраза, но женщине гораздо труднее занять в журналистике кресло руководителя.
Срывающимся от волнения голосом она вдруг принялась рассказывать о женщинах-редакторах, которые пытались переиграть мужчин, следуя мужским правилам. Это заканчивалось тем, что они либо становились еще более жесткими, чем мужчины, и превращались в автоматы, либо проигрывали самой системе. Фантазии, вызванные подозрительностью, и истории об амазонках от журналистики смешивались, разрастались и наконец иссякли. Она отхлебнула вина.
— Извини, — произнесла она сконфуженно и покачала головой, — что-то меня понесло. Может, вино в голову ударило?
— Здесь для этого место вполне подходящее, — улыбнулся Донован.
Она снова печально покачала головой. Донован заранее переживал, как пройдет этот выход в свет; он не представлял, что говорить, как себя вести. Но ему и в голову не приходило, что Мария может чувствовать себя так же.
Она сидела, опустив глаза. Что-то в ней было такое, что заставило его почувствовать волнение глубоко внутри — то, что он не позволял себе чувствовать в последние два года. Он инстинктивно, не думая, потянулся через стол и накрыл ее руку своей.
Она вздрогнула, как от электрического разряда, распахнула глаза и испуганно на него посмотрела.
Несколько секунд они сидели и смотрели друг другу прямо в глаза. Именно тогда он понял, что они оба пересекли разделявшую их, пусть не очень значительную, границу. Ему показалось, что Мария тоже об этом подумала.
И назад пути нет.
Принесли закуски. Они ели, нахваливали поваров, делились друг с другом особенно вкусными кусочками. Вино кончилось, они заказали еще. Им принесли, и они снова остались наедине.
— У тебя есть кто-нибудь? — спросил Донован, отхлебнув мерло из бокала. — Я, честно говоря, думал, что ты вышла замуж.
Легкости, с которой он хотел задать вопрос, не получилось.
— Замуж? — Мария делано засмеялась. Ей тоже с трудом давались слова. — Зачем? Я успешная независимая женщина. У большинства мужчин с этим не все в порядке. Переспать они готовы, но упаси бог связываться с женой и детьми.
— Но можно выбрать журналиста.
— Только его уровень должен быть по крайней мере не ниже моего. А то знаю я вашего брата-щелкопера. Ковбои с ноутбуком вместо кольта.
— А ты не потеряла способность оригинально мыслить. — Донован улыбнулся.
Мария улыбнулась в ответ и, как ему показалось, чуть-чуть покраснела.
— Спасибо. Это дар божий. Но ты ведь понимаешь, что я имею в виду. У таких людей сплошное самомнение и сознание собственной значимости. — Она пригубила из бокала и продолжила: — Вообще-то у меня имеется кавалер. — Она посмотрела куда-то на скатерть, потом, чтобы чем-то занять руки, начала намазывать масло на хлеб.