Хулио Кортасар. Другая сторона вещей
Шрифт:
С начала работы в этой организации он был вынужден переводить документы, написанные «на тарабарском наречии», относительно видов на урожай, ликвидации безграмотности в Мозамбике, о сборе хлопка или о контактах на уровне посольств, что мало его привлекало, но зато позволяло ему бесплатно ездить в любую страну, где проходила соответствующая конференция. Добавим, что за несколько лет до этого, в 1956 году, у него как постоянного переводчика ЮНЕСКО в Париже и Нью-Йорке была возможность иметь свой офис, но он отказался от нее; он предпочитал быть «свободным художником», хотя и не отказывался совсем от тех преимуществ, которые дает другой образ жизни особенно в отношении стабильной работы. В результате он решил принять место старшего переводчика, которое было для него более удобным и повыше рангом, чем просто переводчик. Надо заметить, что после этого повышения писатель признался Хуану Прату, мужу испанской писательницы
Последующие четыре месяца супруги провели в Вене, где Кортасар работал переводчиком по линии Международного агентства по атомной энергии. Этот город он уже знал. Именно там Кортасар закончил первую версию «Игры в классики». Они должны были приехать в Австрию в начале марта, но по причине гриппа, которым заразился Хулио и который у Ауроры перешел в бронхит, поездку пришлось отложить на неделю, которую они провели лежа в постели и глотая аспирин, а также предаваясь разнообразному чтению, от Свево и Мишо до Лесамы Лимы, – еще одно жаропонижающее средство, возможно менее употребительное, зато не менее эффективное при борьбе с температурой и плохим самочувствием. В Вене весна стояла в самом разгаре, но теплая погода все никак не начиналась, особенно холодно было по утрам, а по ночам случались даже заморозки, что заставляло его скучать по кубинской жаре и по тамошним друзьям; Хулио с Ауророй поселились сначала в пансионе Сюзанны, на улице Вальфиш, 4, и провели десять дней в «очаровательной квартирке»; правда, в начале апреля Кортасар ненадолго уехал в Прагу, чтобы прочитать лекцию о книге Густава Майринка «Голем», и на короткое время вернулся оттуда в Париж, а потом снова в Вену, в тот же самый пансион, где он начал доработку первого варианта «Игры в классики» уже в первую неделю мая. Эта работа давалась ему нелегко, тем более что он предпочел бы делать ее, покуривая свою любимую трубку и за своим письменным столом в парижской квартире (тем не менее он продолжал работать, а заключительный этап доработки осуществлялся уже в Париже, куда он вернулся 21 мая), хотя в это время в садах и парках Вены уже зацвел шафран, а под кронами каштанов зазеленели яркие лужайки, отчего он чувствовал себя счастливым.
С неукоснительной точностью, несмотря на загруженность работой, они сохраняли верность своим привычкам, извлекая для себя пользу от пребывания в Австрии: они изучали город.
Они ходили на концерты («Музыка здесь – это самая большая награда», – писал Кортасар в письме к Порруа), осматривали дворцы классической архитектуры, такие как Шонбрунн или Бельведер, где были собраны произведения Густава Климта; посетили строгое, но очень красивое здание оранжереи, в прошлом зимнего сада; Музей истории искусств, где были картины старика Брейгеля, творчество которого писатель очень любил. За эти недели он закончил рассказ «Воссоединение», о котором мы упоминали, и рассказ «Желтый цветок», который он включил в новое издание сборника «Конец игры» для издательства «Судамерикана», вышедшее после «Игры в классики».
Тогда же Кортасар записал интервью, которое дал Лесаме Лиме, будучи на Карибах, и послал его в кубинский журнал «Богемия». Еще в Вене он получил приглашение от Мануэля Антина на кинофестиваль в Сестри-Леванте, на итальянском побережье, и принял предложение участвовать в фестивале, который проходил в последнюю неделю мая и в первых числах июня. Участие состояло в том, чтобы кроме просмотра фильмов, в основном латиноамериканских, «пока Аурора жарилась на солнышке, словно черепашка», закончить вместе с Антином киносценарий по мотивам рассказа «Цирцея», – работа, которой аргентинский сценарист отдавал все свои силы вот уже несколько месяцев.
Между тем из Аргентины приходили вести, с каждым днем все более обескураживающие. Характерные признаки общественной жизни в этой стране Южного полушария в шестидесятые годы были весьма мрачного свойства: политическая нестабильность, развал экономики, социальная незащищенность, разгул насилия, отсутствие гарантий безопасности и на улице, и на рабочем
Время президента Фрондизи (1959–1962) и президента Ильиа (1962–1966), которыми не явно, но достаточно твердо манипулировали военные, характеризовалось постепенно нарастающим всеобщим недовольством. Необъективный подсчет голосов во время выборов 1962 года привел к окончательному поражению Фрондизи и военных, которые, узнав о результатах голосования и о победе перонистской фракции, сложили с него полномочия и 29 марта арестовали. «Произошло то, что должно было произойти, – писал Кортасар своему старому другу Хонкьересу перед арестом Фрондизи, имея в виду усиление позиций Партии справедливости. – У них было шесть лет, чтобы показать себя, у них в руках были возможности самой широкой пропаганды, и два дня назад перонисты окончательно заткнули рот Фрондизи».
Хосе Мария Гвидо, который был председателем сената, сделал следующий шаг. Опираясь на самые реакционные круги прокастровских сторонников, он приостановил деятельность парламента и объявил вне закона Коммунистическую партию и Партию справедливости. Социальное напряжение и недовольство росло, особенно в армии, часть которой встретила в штыки эти начинания, направленные на то, чтобы не допустить возврата перонизма. Таким образом, вооруженные силы разделились на две группы: «синие» во главе с генералом Хуаном Карлосом Онганиа, сторонники нормализации обстановки в соответствии с якобы конституционной моделью, и «красные», склонные сровнять с землей любое проявление, означающее возврат к двухпалатной системе правления. Был принят тезис «синих», и вначале показался «свет в конце туннеля» на пути к установлению равновесия между военной и гражданской властями, то есть военная власть должна была подчиняться гражданской. Однако история пишет свои сценарии, куда более сложные, чем нам это порой кажется, что и подтвердилось на выборах в 1963 году.
На этих выборах коалиция, состоявшая из Национального и Народного фронтов, куда входили, среди прочих, фракция перонистов и членов Гражданского союза народных радикалов, поддержала выдвижение Висенте Солано, который был кандидатом, действовавшим под прикрытием Перона и при поддержке последнего (Перон жил за пределами страны), а также при поддержке Фрондизи. Результат голосования, с учетом того, что заметная часть избирателей – около двух миллионов голосов – не голосовала вообще, привел к победе Артуро Ильиа, выдвинутого Гражданским союзом народных радикалов. Начиная с этого момента были предприняты меры для выравнивания социально-экономической ситуации: повышение зарплаты, оживление производства в сфере товаров внутреннего потребления, сдерживание роста цен; это привело к тому, что страна снова оказалась словно в темном туннеле, главным образом не только в смысле разрушения позитивных политических процессов (давление перонизма все нарастало), но и в плане повышения экономической напряженности ввиду неудержимого роста инфляции и, как ее отражения, кризиса занятости.
В письме к Порруа из Вены Кортасар пишет: «Все, что ты говоришь мне об Аргентине, мне прекрасно известно, поскольку во всех французских и английских газетах, которые я тут читаю (думаю, что читаю все, какие только есть, венские кафе приспособлены для этого как нельзя лучше), я получаю печальную информацию обо всей этой чудовищной заварухе, разыгрываемой между „вооруженными силами" и остальной страной. Какой-то кошмарный сон, говоришь ты, и я представляю себе все это точно так же и страдаю вместе с тобой. Чаша переполнится через край со дня на день; не знаю, как это произойдет, но думаю, телефонные переговоры в любой момент могут обернуться выстрелами» (7, 549).
Предположения Кортасара оказались верными. Ильиа был низвергнут в результате выступлений рабочих и перонистов, и к власти пришел генерал Онганиа. Генерал ушел в добровольную отставку, чем снискал себе определенный общественный престиж. Однако когда он полновластно вступил в права президента, то оказался сторонником крайне авторитарных принципов и идеалов, основанных на патологическом антикоммунизме, на абсолютно реакционной концепции государственного устройства и на давно устаревших принципах морали. Цензура и репрессии где бы то ни было: на улице, в университетах, на заводах и в учреждениях – таковы были методы железной диктатуры, которая твердо удерживала позиции до 1969 года, пока в результате выступлений народного движения, известного под названием «Кордобасо», генерал не был вынужден уйти в отставку в 1970 году.