ХВ Дело № 3
Шрифт:
Барченко скривился — обычно Бокий, даже в минуты крайнего раздражения, не позволял себе переходить определённые границы. И то, что он прибегнул к подобным выражениям, означало только одно: дела обстоят паршивее некуда. И может, и ещё того хуже.
Тем не менее, сдаваться Барченко не собирался. Да кто он такой, этот студент-недоучка, изгнанный за неуспеваемость из Горного института, чтобы учить его, профессора и признанного знатока оккультных наук, как вести исследования? Хотя — среди соратников Бокия по Высшей коллегии ОГПУ образованные люди вообще редкость. Менжинский, выпускник Императорского университета и Артузов с отличием окончивший металлургическое отделение Политеха — это скорее белые вороны, исключения. Общий же тон задают недоучки и откровенно малообразованные типы, всякие там Петерсы, Мессинги и Лацисы. Да и сам Дзержинский высшим образованием похвастать не мог — за плечами у Железного Феликса имелось лишь восемь классов казённой гимназии, после которых он подался прямиком в профессиональные бунтари.
И, тем не менее, раздражать Бокия лишний раз не стоит — в конце концов, именно от него сейчас зависит, исполнится ли заветная мечта учёного то, к чему он шёл всю свою сознательную жизнь? Высокопоставленный чекист мог одним словом похерить все его планы — а мог точно так же, одним отданным распоряжением запустить в ход механизм, позволяющий воплотить из в реальность.
То, что Бокий мог попросту поставить его к стенке, как опасного свидетеля, посвящённого во все детали замысла — причём не утруждая себя следствием, дознанием, трибуналом, и прочими скучными процедурами, — Барченко даже в голову не пришло.
— Вы в самом деле искренне полагаете, Глеб Иванович, что девять женщин могут родить ребёнка за один месяц? — язвительно осведомился он. — К вашему сведению, ресурсы, которые вы столь любезно предоставили в моё распоряжение, играют в этом деле далеко не главную роль. Да, они необходимы, но лишь для того, чтобы реализовать полученные знания. Вспомните, я ведь говорил, что скорее всего, смогу контролировать лишь ограниченное количество… особей.
Слово «мертвяки» и, тем более, «зомби» ему произносить почему-то не хотелось.
— Четверых, всего четверых! — Бокий никак не мог успокоиться. — и это при том, что вы твёрдо обещали мне не меньше двух дюжин. И того может оказаться недостаточно, а что прикажете нам делать с четырьмя?
— Понятия не имею. — Барченко пожал плечами. — Четыре особи — это максимум, который я сейчас могу обеспечить.
Бокий задумался..
— Может, мы не на то тратим силы? Если вместо того, чтобы прошибать любом стену — вы ведь упёрлись в стену, как я понимаю? — попробовать подготовить несколько человек, каждый из которых в свою очередь, будет держать под контролем четыре особи — не станет ли это решением? Да, круг посвящённых придётся расширить, но это всё же лучше, чем ничего…
— Нереально. — мгновенно отозвался Барченко. — Мне самому, чтобы достичь необходимого уровня, понадобилось не меньше десяти лет. Либенфельс, насколько мне известно, потратил пятнадцать. Вы готовы столько ждать?
— А ваш Гоппиус? У него же есть определённая подготовка, или я не прав?
Барченко скривился, словно надкусил лимон. Ох уж эти дилетанты! Не зря говорил кто-то из американцев: «у любой сложной проблемы есть одно очевидное всем простое неправильное решение…»
— Евгений Евгеньевич выдающийся исследователь превосходный и химик, на нём держится вся приборная, естественнонаучная, так сказать, часть нашей работы. Но чтобы самому управлять этими созданиями требуются таланты иного рода. У доктора Гоппиуса увы, их нет и в помине — и чтобы овладеть необходимыми навыками понадобится…
— Не меньше десяти лет, вы говорили. — кивнул Бокий. — Я всё понял, спасибо.
Некоторое время они шли молча. Вдалеке, возле эллингов, раскручивал единственный пропеллер блестящий гофрированным алюминием пассажирский К-4 с красной надписью «Доброфлот» на борту, и мотоциклетный треск его мотора доносился до собеседников через всё лётное поле.
— Ну, хорошо, вы меня убедили. — заговорил, наконец, чекист. –И не держите, пожалуйста, зла — сорвался, нервы ни к чёрту, никак выспаться нормально не могу…
Это снова был прежний Бокий, с удовлетворением отметил учёный — вежливый, выдержанный, способный логически рассуждать — несмотря на тяжкий удар, который он, сам того не желая, ему нанёс.
— Давайте-ка, товарищ профессор, обсудим, что вам нужно для того, чтобы продолжить работу. — продолжил тем временем собеседник Барченко. — Напоминаю, что пленум состоится в конце июля — если вы и к этому сроку не уложитесь, то можете вообще не трудиться. Слышали, наверное, такую пословицу — «хороша ложка к обеду»? Так это наш с вами случай, дражайший Александр Васильевич…
Флэшбэк прервался, наверное, полчаса назад, а Яша всё лежал на постели. Он отчаянно боялся, что вот сейчас проснётся, вынырнет из забытья, и поймёт что его успех — всего лишь сон, и надо начинать заново…
Но, нет, никаких снов — всё получилось наяву, сразу, с первой попытки. Со стороны всё выглядело просто, даже примитивно: рука его альтер эго, потянувшаяся к чайной ложечке чтобы размешать сахар в чашке, ни с того ни с сего вильнула в сторону и взяла со стола карандаш.
Вряд ли тот, другой вообще что-нибудь заметил — повертел карандаш в руках, и вернулся, словно ни в чём не бывало, к своему кофе. А вот для Яши это была настоящая победа — ведь это он заставил руку изменить траекторию и взять совершенно не нужный её владельцу предмет! Заранее поставил задачу, сконцентрировался, собрался с духом и… получилось!
..Ведь получилось же!..
Ему в какой-то момент стало неудобно за это почти подростковое ликование. Так ведь и было с чего: впервые, находясь в чужом сознании, заставить тело совершить что-то по своей воле! Пусть крошечную, почти незаметную мелочь — но по своей! А значит, со временем можно добиться того, чтобы совершать и более сложные действия — например, не просто взять карандаш, а попробовать что-нибудь им написать. И уж тогда Симагин-Давыдов всё поймёт, никуда не денется. А поняв…
Вот тут начинались вопросы. Он по-прежнему не был уверен, захочет ли тот, другой пойти на обмен сознаниями? С одной стороны, Яша отчётливо воспринимал потрясение и ужас, испытанные им во время эксперимента Барченко — как и страх, когда альтер эго осознал, наконец, в насколько скверную историю он вляпался. И не просто вляпался — увяз по колени, по пояс, по самую грудь, и ни единого шанса выбраться из неё не просматривается…
Бегство? Куда — снова в Турцию и дальше, в Грецию или на Ближний Восток? Но на судно без надёжных документов не сесть, а плыть по задумке беглого физика Гамова, через море на байдарке — нет уж, спасибо, тем более, что и сам Гамов от этой затеи в итоге отказался… В Баку или Махачкалу, и дальше, в Персию, по примеру Бажанова? Тоже вздор — без знания языка он там и дня не протянет. В Китай? Уже лучше, там хотя он бы объясниться сумеет. Но есть закавыка: до китайской границы придётся добираться через всю страну — сто раз попадёшься, тем более, что искать будут очень старательно. Да и неуютно сейчас в Китае русскому человеку, если он, конечно, не связан с белоэмигрантами.