ХВ. Дело № 2
Шрифт:
Я переглянулся с Марком, потом с Татьяной. Она пожала плечами — «мол, вызвался командовать, вот и решай теперь...»
Что ж, всё правильно. Я повернулся к Марио.
— Только чтобы не дольше пяти минут. Не хватало ещё устраивать автогонки по улицам!
…а что, скажите на милость, мне ещё оставалось?..
Х
Всё в этом мире движется по кругу. Вот и сейчас — не знай я, что мы свернули с шоссе километров на десять раньше, чем в тот раз, когда «Прыгун» вёз нас из Яффо в Иерусалим — наверняка решил бы, что мы оказались на прежнем месте. Или здесь, в Палестине такие места все, словно на одно лицо? Чахлая рощица финиковых пальм, к середине — каменный, вросший в глинистую серо-жёлтую почву круг древнего бассейна — наверное, из него поили своих верблюдов купцы, пришедшие вслед за армией султана Саладина.
Моим спутникам было сейчас не до исторических параллелей. Марк с помощью Марио выволок под руки из машины пленника — он стонал и держался за живот, из-под повязки густо сочилась кровь. Я встретился глазами с Татьяной — «плохо дело — шепнула она, — долго не протянет. Спрашивайте, что хотели, пока он может говорить…»
Я подошёл к пленнику. Он буровил меня ненавидящим взглядом голубых глаз из-под рыжих бровей — волосы на голове тоже рыжие, физиономию украшает россыпь веснушек. «да это совсем пацан, понял я, считайте, наш с Марком ровесник — лет семнадцать от силы!» Облик чисто европейский, да и одет по-европейски, ничего общего с шайкой грязных арабов, во главе которых он лез в дом ребе Бен-Циона…
— Смотрите, камрад! — Марио схватил пленника за правое запястье и завернул манжету. — Я ещё там заметил, только не до того было!..
Пленник прошипел что-то по-немецки — я отчётливо различил сакраментальное «шайзе!», попытался вырвать руку, но итальянец держал крепко. Я посмотрел — на запястье с тыльной стороны имела место татуировка в виде креста с короткими поперечинами на концах каждой «палочки». Где-то я такое уже видел… точно!
— Тевтонский крест, знак Ordo NoviTempli. — сказал я. — «Новые тамплиеры» то есть. Вот это сюрприз…
Марк — он подошёл и встал рядом с Татьяной, — удивлённо вздёрнул брови.
— Это вроде тех, в Кропоткинском музее?
— Ну, нет…. — я покачал головой. — Те попросту жалкие клоуны, подражатели, что бы ни говорил о них наш общий друг Яш… ну, ты всё понял. — А эти природные, германские. А верховодит там Ланц фон Либенфельс — помните, Барченко упоминал о нём ещё в октябре, на «спецсеминаре»?
Татьяна задумалась, потом кивнула.
— Было дело. Барченко тогда говорил, что немцы, как и Гоппиус, экспериментируют с развитием особых способностей у людей?
— Да, и используют для этот именно подростков. — поддакнул Марк. — Теперь я тоже вспомнил. Так значит, этот парень — один из питомцев доктора фон Либенфельса?
Немец — теперь было очевидно, к какой нации принадлежит наш пленник — переводил взгляд с меня на моих спутников и обратно, явно силясь понять, чём идёт речь. Но уловил лишь пару знакомых слов, в том числе и дважды произнесённое имя своего «патрона». По-моему, его это не слишком порадовало.
… вот так-то, парень, русский надо учить…
— А это что за чертовщина?
Марио, копавшийся во время нашей беседы в карманах куртки пленника — её мы сняли, чтобы не мешала перевязывать рану — продемонстрировал нам два куска медной проволоки, скрученные в странные фигуры. То есть это мне поначалу так показалось, но в следующий момент я понял, что это такое.
Искалки — очень похожие на те, что были у Татьяны в день нашего с ней знакомства возле лесного озерка. Один в один, будто согнутые по одном чертежу, только на тех, первых, не было выжженного на деревянной ручке тевтонского креста. Кстати, больше я у Татьяны этих штуковин не видел, обходилась она исключительно подарками старой цыганки, своей наставницы.
Татьяна тоже увидела «искалки».
— Это что, его?
— Угу. Вот, значит, зачем они полезли в дом ребе — тоже собирались искать тайник. Но Кристобаль Хунта, как водится, успел первым…
— Кристобаль… кто?
— Не бери в голову. Это из одной книжки… редкой, в общем, тебе вряд ли попадалась. И в библиотеке коммуны тоже нет. Ты лучше скажи: сможешь с ними управляться?
Она взяла искалки, повертела в руках и вернула мне.
— Даже пробовать не стану. Они… как бы это сказать.. сделаны специально для него. У меня они в лучшем случае, просто не заработают.
— А в худшем?
— Тебе правда так хочется это узнать?
— Обойдусь. — Я завернул трофейные «искалки» в тряпку и убрал в саквояж. А теперь, займёмся, пожалуй, этим… новым, прости господи, тамплиером? Очень мне интересно, что он сможет нам рассказать.
— Молчит, проклятый манджапаре[1]! — Марио длинно выругался по-итальянски. Из всей тирады я разобрал лишь трижды повторённое «порка путана» — «свинская шлюха» да упоминание божьей матери, тоже, почему-то, в сочетании со свиньёй. — Может, камрад, мы его… того? Без излишнего гуманизма?
За время неудавшегося допроса пленник — его, как следовало из нашедшихся в кармане документов, звали Карл Герман Пургольд, — побледнел ещё больше, усеивавшие лицо и ладони веснушки потемнели, стали коричневыми. Однако сознания он не терял, несмотря на мучительную боль, которую наверняка испытывал. Несколько раз он просил пить, но Татьяна запретила. «Рана в живот, вы его прикончите одним стаканом воды. — объяснила она. — А он, может, того и добивается!»
Я покачал головой.
— Если вы, синьор, его хоть пальцем тронете, не говоря уж о вашем ножичке — он немедленно откинет копыта. Этот, прости господи, «истинный ариец» — наша единственная ниточка к похитителям книги. И если он умрёт, мы с вами останемся в дураках.
Марк подошёл к пленнику и пристально вгляделся в него — сверху вниз. Немец заволновался — попытался отодвинуться,
— Я, пожалуй, попробую, если вы не против…
Марк сплёл пальцы, вывернул ладонями вперёд, хрустнул суставами. Немец попытался что-то сказать, но, видимо, простреленный живот отозвался на эту попытку приступом боли — он побелел ещё сильнее, и с хрипом стал заваливаться набок.
— Не дайте ему потерять сознание! — отрывисто скомандовал Марк. — Иначе вообще ничего не выйдет.