Хватка
Шрифт:
Винклер перехватил его цепкий взгляд. Похоже было на то, вопрос не имел никакого подтекста. Лейтенант просто интересовался тем, кто и что из сопровождаемых представляет из себя, как военная единица.
— Ваш командир бывал во Франции и в Польше, — тихо ответил Фридрих, — …кое-что видел.
— М, недурно, — заметил лейтенант. — Но в Польше, порой только немного припекало, гауптман, а Франция и вовсе была для нас легкая прогулка. Здесь же, господа, в местах, где идет настоящая драка, наступает сущий ад. Русских много, и почти все они, включая женщин, детей и стариков, так или иначе воюют против нас. Есть, конечно, некоторые местные, что помогают Германии, но и они зачастую получают если не гранату в постель, то крестьянские вилы в брюхо.
— Вилы? — Сморщился Вендт.
— Да, унтер, железные или деревянные вилы. Дело в том, что наши ребята в деревнях не особо церемонятся с местными женщинами и девушками. Сами понимаете, они берут свое «на правах победителей», это тоже своеобразный трофей. Я их понимаю, им трудно устоять перед соблазном, ведь здесь на удивление много красивых женщин, но! Если француженки легко выставляли в работу свои зад и перед, то здешние красавицы они …во всех отношениях отнюдь не француженки. Я сам видел ребят, унтер, у которых ваши коллеги-медики вытаскивали из спин серпы с зазубринами, завязывали побитые молотками головы, а что до тех самых вил, то уверяю, раны от них встречаются наиболее часто и они-то страшны, как ничто другое. Запомните, вилы в брюхо, это гарантированная страшная и мучительная смерть. Сторонитесь мест, где есть этот сельский …инвентарь.
Мы находимся тут уже достаточно долго, поэтому я уже имею право судить о чем-то взвешенно. Мое мнение таково: может быть, со временем, мы все же научим славян ненавидеть коммунистов, рассказывая правду об истинных целях мирового еврейского заговора. Однако, если даже случится так, что все русские узнают, что красные их жестоко обманули, они, конечно же, отвернутся от власти комиссаров, но. Не стоит строить иллюзий, господа. Славяне, даже если проклянут наследие Ленина и Сталина, все равно никогда не станут частью Рейха. Поверьте, они не такие недоразвитые, как нам говорят и, черт возьми, умеют воевать.
Мне бояться нечего. Здесь ад, а дальше ада не сошлют. Если нам нужны эти земли, русских надо истребить всех. Только тогда победителю достанется все. В противном случае, мы увязнем здесь на десятилетия.
Все это я говорю не для того, чтобы показать вам свою позицию в данном вопросе, нет. Впрочем, уверяю, в войсках вы еще не раз услышите именно такое мнение. Просто я считаю необходимым вас предупредить, господа. Русские все больше догадываются о том, что мы так думаем. Поэтому для них наше присутствие на этой территории по сути равносильно выбору между жизнью и смертью. Знайте об этом и не верьте никому из них, даже предавшим своих.
— Интересные вещи вы говорите, лейтенант, — с нескрываемым подозрением заметил Винклер, — чем вам не угодили их предатели? Ведь их помощь зачастую приходится весьма кстати.
— По моему мнению, гауптман, — снова натянул капюшон разведчик, — человек-предатель, равно как и простой болтун-сплетник, не может предать именно что-то или кого-то. Эти персонажи очень схожи, поверьте. И тот, и другой уж так устроены, что при каждом удобном случае они начинают или предавать кого-то, или полоскать людям косточки. Это их жизненная позиция. Как и сплетнику, все равно кого обсуждать, так и предателю — все равно кого предавать. Сегодня они предали своих, завтра предадут нас. Повторяю, это добрый совет, господа, не верьте никому, в том числе и тем, кто перешел на нашу сторону.
Что же касается нашего путешествия, то у вас в нем свои цели, а у меня и моих ребят мои. При всем моем уважении к вашим регалиям, словам командования и всему прочему, передо мной поставлена конкретная задача — обеспечить вашу безопасность. Это не просто слова, господа, и не бравада офицера-разведчика. Если вы хотите вернуться обратно живыми и здоровыми, старайтесь не пропадать из поля зрения моих солдат и, хотя бы изредка, согласовывать свои действия с нами.
Двадцать минут назад вернулись люди, дорога, а нам предстоит барахтаться по этой чертовой грязи больше тридцати километров, находится на отвоеванной нами территории, так что, пока фюрер здесь ничего не изменится, нам надо успеть. Сколько мы будем находиться в Легедзино?
— Сколько потребуется, лейтенант, — сухо и с нажимом ответил Винклер, судя по всему не разделяющий суждения фронтовика.
— О, — улыбнулся тот, — я гляжу, вы обиделись? Напрасно. Нам всем ни к чему натянутые отношения. Подозреваю, что теперь вы с пренебрежением отнесетесь к моему совету переодеться в солдатские маскировочные костюмы?
— Нет, — отпуская хватку скрытого сопротивления, ответил гауптман, — как раз это нам действительно не помешает. Найдется в кузове сухое место для нашей одежды? Думаю, по прибытию на место нам нужно будет произвести обратное превращение.
— Найдется, — держа в уме что-то свое, ответил разведчик, — в этой машине множество глухих ящиков для всякого технического барахла, можно хоть корову спрятать…
Петруха и Яринка шли за село, к курганам. От горизонта поднималась черная туча и выглянувшее на полдня солнце спускалось сейчас прямо в нее. Завтра снова будет дождь. Парень и девушка смотрели на закат и молчали.
Позади, непривычно тихо удалялось родное село. Редко то тут, то там заорет чей-нибудь петух, замычит корова, но вот привычной ранее заливистой собачьей переклички теперь слышно не было. Фашисты начисто перебили в Легедзино весь разношерстный песий народ, а после того, уже на следующий день собрались, и почти все уехали воевать куда-то дальше. Здесь, в селе, германцев осталось что-то около двух десятков, не больше.
Радио в селе не было уже давно, и все разнообразные новости к людям приходили в виде слухов, а однобокие от немецкого переводчика, пана Юзефа, того самого дяденьки с портфелем, что постоянно ходил рядом с офицером. Но, если говорить откровенно, то чем слушать такие новости, так лучше бы уж и вовсе ничего не знать. И «цыганское радио», и пан Юзеф в один голос твердили: войска Гитлера уже добрались до Москвы.
Селяне по-разному воспринимали подобные вести: кто-то горевал, но были и те, кто радовался скорому окончанию войны. По их нехитрому мнению, простому народу все одно под кем жить, лишь бы больше их не бомбили и стреляли.
Дед Моисей, то и дело слушая пана переводчика, только хмурил седые брови, а после, отойдя в сторонку, тихо шептал Петрухе: «От же бреше, гад плішивый, і хоч трісни, а за то з нього за то не запитаєш».
Но оно и без слухов, и слов пана Юзефа было понятно, что война на самом деле все катилась все дальше и дальше. Лишь иногда случалось, где-то захлопают выстрелы или низко загремит в землю копытами канонада, и сразу же, случись такое, откуда-то наезжали в село мотоциклисты, а бывало даже и танки. Ночуют. Пьют всю ночь, орут песни, шумят, а по утру собираются и едут куда-то по своим фашистским делам…