Хьюстон, 2015: Мисс Неопределённость
Шрифт:
— А сельское хозяйство?
— Корейских детишек видели? Свинопасов с прутиком? Ресторан производит достаточно помоев, чтоб кормить свиней. Вот и всё сельское хозяйство. На севере, даже картошка не каждый год успевает вырасти.
— Грустная история, — я поскребла ногтем пятнышко соуса на скатерти.
Давно, ещё в студенческие годы, профессор рекомендовал книгу: «Пределы роста»[40]. Компьютерное моделирование населения и ресурсов Земли. Для математически-безграмотных, вроде меня, авторы заменили дифференциальные уравнения картинками. Квадратики
Выходило, если человечество продолжит расти как в семидесятые, примерно к 2015 году производство на душу населения начнёт снижаться. К 2030 мы откатимся на уровень начала прошлого века, куда-то до Первой Мировой. Притом, рост населения не останавливался, а даже ускорялся. Известно, в бедных странах больше рожают, а обусловлено это не уровнем образования, а биологией. Когда нет уверенности в спокойном будущем, гормоны толкают женщин завести побольше потомства, на случай если кто помрёт. В компьютерной модели из «Пределов роста», население бодро росло вплоть до 2050 года, ограниченное лишь загрязнением окружающей среды.
Когда я училась в аспирантуре, верить дурацкому компьютеру из 1972 года не хотелось. Тогда и компьютеры-то были… Сегодня в моём фотоаппарате-мыльнице за двести евро – в миллион раз больше памяти и раз в шестьсот мощнее процессор. Неожиданно вспомнился Лейден, и как иссякли научные гранты. Что если авторы «Пределов роста» – правы?
Геологи в полях встают рано. Завтрак в половине шестого, а в шесть «Лендкрузеры» уже покидали лагерь. Первая точка наблюдения планировалась на берегу ручья, приблизительно в шестнадцати километрах. Оказалось, пешком идти не надо. В этом месте каждую осень работает рыболовецкая артель, поэтому есть просека и плохонькая дорога. Внедорожники осторожно спустились на галечный пляж и остановились у сарая, слегка перекошенного временем и штормами.
— Отсюда триста метров вверх по ручью. Отличное обнажение песчаников Пинежской свиты, — геологиня, консультант по Миоцену, подтянула повыше болотные сапоги и двинулась вдоль пляжа.
Воздух отчётливо пах дизтопливом, хотя кроме наших «Лендкрузеров» никакой техники не наблюдалось.
Возле устья широкого ручья, геологиня вроде бы запнулась и стала смотреть под ноги. Мы подошли. Берега покрыты черноватой пеной, с отливающей радугой каймой. Запах дизтоплива – почти нестерпимый.
— Похоже, нефть! — сказала консультант.
Вик поднял гальку, понюхал и сморщился. Поводил пальцами в воде, — Однозначно: лёгкая нефть или газовый конденсат. По запаху, точно как «Альбатрос». И откуда бы?
— Естественное нефтепроявление? — предположил геолог НХЭЛ.
— Я на этом обнажении одиннадцатый раз, — сказала консультант: — Никаких нефтепроявлений тут отродясь не бывало. Да и быть не может! Породы, мы собирались смотреть, – чуть не на два километра выше Пинежского.
— Дайте-ка карту, — попросил Вик. Повертев планшет в руках, сориентировал вдоль береговой линии, поглядел вверх, на кривые лиственницы на обрыве, — Смотрите. Нитка газопровода НХЭЛ проходит вот тут. От берега – семь ка-эм. Ручей пересекает газопровод вот тут и вот тут. Там меандра. Циркуляр по ТБ читали? Что в июне было?
— Чепуха, — сказал геолог, — Это же газопровод! В газопроводе – газ, а не нефть!
— На самом деле, там три трубы: две газовые, одна нефтяная, — сказал Вик, — Вот: станция номер двадцать два – как раз на ручье. Если я запомнил правильно, рoзлив перекрыли на двадцать первой и двадцать второй.
— Если запоминать правильно, весь рoзлив – сорок баррелей. Чуть больше шести кубометров. Территорию уже рекультивировали, а в открытые водоёмы ничего не попало. Мерзко, конечно, но не катастрофа. Нормальная плата за бизнес.
— «Если на клетке слона прочтёшь надпись: буйвол, – не верь глазам своим!» — сказал Вик.[41]
— Какой ещё буйвол? Какой слон?
— Скажем, разлитых баррелей получилось несколько больше, чем сорок. Возможно, несколько тысяч. Я предлагаю: дадим приказ водителям ждать возле станции двадцать два, а сами пойдём вверх по ручью. По прямой, тут семь ка-эм, но ручей петляет. Навскидку, километров десять-одиннадцать. Ходоки у нас неопытные. С остановками, фотографированием, отбором проб воды – положим пять часов. Мы прекрасно управимся до обеда.
— Мы планировали ещё четыре обнажения на сегодня, — сказала я.
— Обнажения – подождут. У нас геологическая экскурсия, а не настоящие полевые работы. Ручей важнее.
— Мы не экологи, Вик! Вернёмся в Ново-Холмск, доложим в отдел Охраны Труда.
— Знаю, как мы доложим! Те послушают, с умным видом кивнут и отправят сюда купленного эколога. Напишет: всё в ажуре.
— Доктор Зорин! Это уже слишком! НХЭЛ серьёзно относится к проблемам экологии. Почему вы думаете, экологи станут врать? Я считаю, каждому надо заниматься своим делом, а дело нашей рабочей группы – восточный фланг Пинежского.
— Но я-то пока не в вашей группе! Хорошо. У меня есть всё необходимое: фотокамера, банки и пакетики для образцов, GPS-приёмник и полевой дневник. В одиночку в маршрут не положено, выделите мне попутчика. Катенька занимается горным туризмом, ноги быстрые.
— Как начальница партии – не могу взять на себя ответственность за ваши жизни. Вдруг – медведь?
— Медведь к ручью не полезет. Чувствуете, как воняет?
— Именно: воняет! А респираторов нет. Запрещаю подниматься по ручью! Под страхом увольнения.
Вик покачал головой, — Под страхом увольнения, говорите?
— Да, и без возражений, — заявила я: — Это обнажение отменяется, в связи с опасностью для здоровья персонала. По машинам и едем дальше – в соответствии с планом работ. Насчёт ручья не волнуйтесь. У нас же есть спутниковый телефон? В девять часов развернём антенну, позвоним в офис, чтоб выслали экологов на рoзлив.
И мы поехали – в соответствии с планом. Вик сидел в машине поникший, и вроде бы даже постаревший, со мной старался лишний раз не разговаривать.