I'm a slave for you
Шрифт:
– Ты находишь силы для глупых улыбок, – горестно заметила Чарли, сделав глубокий вдох.
Девушка поняла, зачем она пришла сюда. Чарли все думала о том, стоит ли сохранять надежду, думала, есть ли смысл размышлять о воссоединении с семьей… Когтевранке не хватало смелости, чтобы задать мучающий ее вопрос и получить столь долгожданный ответ. Что если все потеряно? Легче упиваться мечтами, надеяться на лучшее, не ища никакого выхода из порочного лабиринта несчастий…
– Я так скучал, птичка… Я думал о тебе все это время, – рассказывал Забини. – Ты
– Немного, – призналась когтевранка.
Чарли не умела врать. Она не переживала за жизнь бывшего господина, нет… Лишь думала о том, как именно он умер. Убили ли его осколки от взорвавшейся бомбы, или причиной смерти явились части поместья Темного Лорда, что раздавили сильное тело Забини. Ни секунды девушка не сожалела о своей «потере», но и не грустила, узнав, что он жив. Чарли решила, что это шанс… Шанс узнать, что с ее семьей. Девушка уже расспросила об этом ополчение, но никто ничего не знает.
– Я хотела узнать…
– Как я поживаю, птичка? Чудно, чудно, – перебил ее Блейз, вновь улыбнувшись, подобно сумасшедшему.
Но Чарли желала узнать вовсе не это… Ей было бы одинаково все равно, лежи Пожиратель при смерти или в могиле. Он не вызывал в ее сердце тех чувств, что сам питал к славной грязнокровке. Девушка не испытывала к слизеринцу ненужных привязанностей. Ее нежное сердечко больно кольнуло грудь, когда перед глазами возник образ Забини, закованного в цепи, замученного… Но она испытала бы подобную жалость, увидев любого мученика.
– Чудно… Я хотела узнать, что тебе шепнул работорговец, – произнесла Чарли, глядя юноше в глаза.
Блейз мгновенно изменился в лице. Он тайно надеялся, что рабыня не видела его краткой беседы… Забини чувствовал себя виновато, но девушка словно заставила его не отводить взгляда от своего побледневшего лица. Чарли желала узнать, что случилось с ее младшим братом…
С тех пор, как всех грязнокровок пленили, каждому хозяину сообщали о местонахождении всех родственников купленного раба… Обо всех родственниках, что были в базе данных. Нередко господин, приходивший за одним слугой, уходил с тремя, не желая разрывать семью. Зачем? Из жалости? Нет. Чтобы рабы питали к хозяину ту болезненную благодарность, чтобы работали усерднее и легче переносили «новую жизнь», ту, которую им подарил Великий Спаситель.
– Ты хочешь узнать о ком-то конкретном? – спросил Забини. – Твои двоюродные сестры, кажется, были в…
– Мой брат. Тебе что-то говорили о моем младшем брате, о Джейкобе? – перебила его Чарли.
Глаза девушки горели в темноте, точно у дикой кошки. В них читалось нетерпение, даже испуг… Грудь когтевранки медленно вздымалась, а затем вновь опускалась на место. Если бы не эти проклятые веревки, Забини обязательно взял бы рабыню, прямо здесь, прямо на холодном каменном столе. Пусть кричит, плачет, вырывается… Он не обратит внимания, нет… Как обычно.
– Его уже купил кто-то, – признался Забини, делая вид, будто плохо запомнил слова надменного продавца.
На само же деле, Забини отлично знал правду. После
– Кто купил его? – в нетерпении спросила Чарли.
– Ох, птичка, если бы я только знал, я рассказал бы тебе все, ты же понимаешь, – ласково произнес Забини. – Если ты меня развяжешь, я покажу тебе, как сильно скучал. У меня так болят руки, знаешь?
Когтевранка скривила прелестные пухлые губы. Мысль о том, что этот человек может вновь дотронуться до нее, приводила в ужас. Внезапно девушке стало так больно, так обидно… Блейз словно и не замечал, что он ей противен, неприятен. Чарли скрипнула зубами, стараясь успокоиться. Сердце ее забилось еще чаще. Кровь подступала к щекам. Бывшая рабыня молчала так долго…
– Да мне плевать на тебя, – со злости прошептала Чарли.
Девушка обещала сама себе, что будет держаться холодно, сдержанно, не будет грубить бывшему хозяину. Он же все равно умрет самой позорной смертью, на виду у многолюдной толпы, что будет кричать ему в спину… Когтевранка знала, что сказать перед концом. Она давно думала об этом, но молчала, не смея говорить с молодым хозяином. В девушке никогда не было столько храбрости, никогда не находилось такое количество злости.
– Птичка… – непонимающе начал Забини.
– Замолчи! Замолчи! Ты сам выбрал мне новое имя, сам! – зашипела девушка, вскакивая. – «Чарли»… Словно кличка для собачки, да? Зачем ты дал мне это имя, если всегда называешь меня этим гадким…
Столько эмоций, столько боли внутри, что девушка не находила слов. Взгляд ее никогда еще не выражал столько ярости. Даже тогда, когда он брал ее в первый раз, даже тогда, когда он надругался над ней впервые, отняв у нее последнее сокровище, Чарли не смотрела на него так испуганно. Забини молча глядел на когтевранку, он словно начинал осознавать, что она чувствовала все это время…
– Неужели ты не понимаешь, что мне наплевать на твое самочувствие? – прошипела она, яростно сверкнув глазами.
– Почему? – спросил он, стараясь подавить боль, так ярко звучащую в его осипшем надорванном голосе.
Чарли на секунду замерла, не зная, что ответить, не зная, с чего начать. Она подумала, что юноша попросту издевается над ней, изображая интерес или прикрывая сарказм, но – нет… В его темных глазах отчетливо виднелось непонимание. Забини действительно не знал, чем мог вызвать такую неприязнь. Почему чувства господина и рабыни оказались столь противоположны, неправильны по отношению друг к другу… Слизеринец не знал о ней ничего.