I'm a slave for you

Stormborn

«Но это же правильно. Это будет правильно. Кровь за кровь, жизнь за жизнь», – старался убедить себя Тео, повторяя слова, что говорил недавно Чарли… Она восприняла новость холодно, почти без эмоций, не решившись состроить горестную мину. Девушка просила лишь о последнем свидании перед самой казнью, просила, чтобы ей разрешили увидеть его без петли на шее, без страха в бездонных черных глазах. Когтевранке казалось естественным то, что ее бывшего хозяина собираются казнить. Она знала, что мир устроен именно так… Справедливо.

Одни лишаются власти,

другие получают ее… Чарли знала, что сила, полученная в ходе революции, переворота – всегда будет жестока, всегда будет хуже той, что была пред ней. Она не смотрела на Теодора сквозь призму розовых очков… Слизеринец не казался ей свирепым защитником магглорожденных, не был для нее спасительным лучиком надежды в темном мире ужаса.

Чарли видела в Нотте лишь очередного тирана, что стремится подмять общество под себя. Она видела, что в его зеленых, точно свежая трава глазах плескается тщеславие, гордыня, ненависть…

Когтевранка уже встречала таких людей и раньше. Она была умна, любопытна, учась в Хогвартсе, девушка жадно поглощала книжки, изучая биографии всех известных волшебников. Оказывается, большинство из тех, кто добился невероятного успеха – магглорожденные или полукровки, скрывающие это с особым остервенением. Чарли поняла, что такие люди, как Теодор, стараются выбиться из толпы, доказать миру, что чего-то стоят, а затем упиваться собственным обманом, насмехаясь над доверчивой толпой…

Холодные стены библиотеки Хогвартса были для Чарли родными. Большую часть обучения она проводила именно там, именно там она встречала праздники, там она, бывало, засыпала, там училась и отдыхала после учебы, развлекаясь старинными девичьими романами о прекрасных волшебниках и колдуньях.

Когтевранка была безумно похожа на Гермиону, но совершенно лишена ее горделивости и некоторой наглости… Чарли не была душой компании, не имела огромную кучу друзей. Девушке нравилось обитать в собственном мирке, нравилось одиночество, что так бесцеремонно украли из ее жизни.

Чарли знала Симуса. Они долгое время общались, дружили… В последний год своего обучения, когда директором был покойный профессор Снейп, Финниган защищал грязнокровую ученицу от нахальных слизеринцев. Вчера вечером он заглянул в комнату к когтевранке, которую та делила с Джинни Уизли, рассказал ей о том, почему на его глазу теперь повязка… Девушка узнала и том, что хозяин ее – один из немногих Пожирателей, которым удалось выжить.

Чарли помнила, как восприняла эту новость… Симус продолжал говорить, объясняя освобожденной рабыне, что Теодор намерен казнить всех выживших через два дня. Девушка кивала головой, но не слушала. Она вспоминала лишь голос бывшего хозяина, твердивший ей, что тот никогда не причинит ей вреда. В сердце Чарли закралась жалость. Жалость к Забини, что был по-своему добр к ней… Финниган смеялся, объясняя когтевранке план Нотта.

– Я должна увидеть его перед казнью, – внезапно заявила Чарли.

Финниган остановился, замолчал, устремив единственный свой глаз на старую знакомую. Юноше всегда

казалось, что в голове у Джесс слишком много мыслей, что он никогда не поймет. Гриффиндорец чувствовал себя ответственным за ее жизнь, с того самого дня, как впервые защитил ее от надменных чистокровных учеников. Симус не спорил, он просто отвел Забини в отдельную камеру, сказав тому, что его ждет очередной допрос. Гриффиндорец закрыл дверь, подозвав подругу.

– Я буду у выхода, если что. Я не услышу вашу беседу, но услышу крик, – сказал Симус, отворяя дверь.

И вот Чарли стояла, не зная, делать ли шаг внутрь, в пустоту. Сердце отчаянно стучало по ребрам, точно дикий зверь, попавший в клетку. Девушка не знала ничего. Она впервые почувствовала себя глупой, наконец, отважившись шагнуть во мрак. Дверь закрылась за ней, погружая комнатку в кромешную тьму.

Забини сидел перед небольшим круглым столом, скованный по рукам и ногам. Конечности его оказались привязаны к стулу, а тот, в свою очередь, был выдолблен прямо в холодном мшистом камне пещеры. Глаза Забини были плотно закрыты. Он боялся смотреть на свет…

«Тебе не нравится боль, да?» – с иронией подумала девушка, вспоминая все, что пришлось пережить ей самой. Чарли не знала, зачем пришла. Насладиться сменой ролей или успокоить бывшего хозяина? Сейчас, возвышаясь над скрученным пленником, вся эта идея «последнего разговора» казалась когтевранке слишком импульсивной, слишком глупой и самонадеянной.

– Ты плохо выглядишь, – наконец произнесла она.

Слова когтевранки, точно самый острый на свете кинжал, разрезали тишину на две половины. Блейз открыл глаза, услышав до боли знакомый голос. Сколько прошло дней? Два, три, четыре? Казалось, что Забини не видел свою маленькую рабыню целую вечность. Тихий голосок прозвучал так близко, что Блейз хотел было протянуть руку в кромешную тьму, стараясь прикоснуться к девушке, но тщетно. Он привязан. Накрепко привязан, лишен возможности двинуться.

– Птичка, ты пришла… – прошептал он, улыбаясь, словно безумный пациент больницы Святого Мунго.

Когтевранка ничего не ответила. Она лишь достала палочку, что торжественно вручил ей Теодор, снимая с бледной шеи девушки ошейник. Бледный огонек повис в воздухе, даруя комнате скудный белый свет, прогоняя липкую тьму пещеры. Забини щурился, но не закрывал глаза, пересиливая боль. Он пытался увидеть девушку, пытался разглядеть ее прекрасное, невинное личико.

– Я не знала, что ты остался жив, – произнесла девушка.

– Почему раньше ты никогда не говорила мне: «ты»? Это, оказывается, так приятно… – ответил Блейз, продолжая улыбаться.

Тишина вновь окружила двух волшебников. Чарли пыталась не кричать, пыталась выглядеть холодно и сдержанно, не дерзить пленнику, не злорадствовать, не опускаться до уровня Пожирателей Смерти. «Я боялась и слова лишнего сказать, я боялась твоего гнева, твоего дома, даже твоих эльфов… Вот почему», – вертелось на языке. Когтевранка смерила юношу взглядом, полным презрения.