I'm a slave for you
Шрифт:
Теодор прильнул к шее грязнокровки, заставляя ту вскрикнуть. Язык юноши был таким горячим, таким приятным… Он щекотал нежную, слегка бледноватую кожу Джеки, заставляя ту выгибаться навстречу приятным ощущениям. Истома начала медленно растекаться по напряженным мускулам девушки, заставляя ту краснеть еще сильнее. Пуффендуйка положила ладошку на голову Теодора, притягивая его ближе к себе. Смущение отошло на второй план.
Волосы слизеринца оказались жесткими на ощупь. Джеки поглаживала их, не щадя безупречную прическу лекаря. Поцелуи Теодора приносили ей все большее наслаждение. Они дразнили, завлекали за собой в храм наслаждений. Как хотелось, чтобы произошло
Тео спустил ее зеленое платье чуть ниже, открывая молочно-бледную кожу груди пуффендуйки. Запахи духов, алкоголя и пота смешались в воздухе, туманя голову еще сильнее. Нотт понимал, что зашел слишком далеко в своих ласках, но желание заставляло его действовать дальше. Не встретив сопротивления со стороны партнерши, он прильнул к розовой горошине ее соска. Грудь Джеки была небольшой, еще не сформировавшейся, но Теодор был вполне доволен зрелищем.
Джеки выгнулась в пояснице, прильнув к точеному телу слизеринца еще плотнее. Ее руки обессиленно опустились вниз. Девушка вскрикнула. Тихо, почти неслышно. В ее голосе послышались до боли знакомые нотки наслаждения. «Оно уже близко», – с радостью подумала Джеки, вспоминая ночные возгласы Гермионы, что доносились из накрепко запертой спальни.
Теодор гладил живот девушки, изредка поднимаясь к ее груди. Ласки становились все развязнее, все жарче. Нотт знал, что еще секунда, и он не сможет больше сдерживаться. Юноша с ужасом ждал, что сейчас Гермиона прервет его, попросит остановиться, перестать, а он попросту не сможет. Плоть взывала к плоти, к ответной ласке. Стоны Джеки лишь распаляли слизеринца еще сильнее. Хотелось целовать ее, любить всю ночь напролет. И плевать на этот проклятый план, плевать на освобождение… Теодор знал, что хочет быть лишь с ней рядом.
Платье соскользнуло на пол, оставив Джеки лишь в кружевных трусах. Она хотела прикрыться, точно вспомнив, что совершенно нагая. Сильные руки Мужчины перехватили ее запястья. Теодор заглянул пуффендуйке в глаза, словно ища в них одобрения его действий. Девушка покорно следила за дальнейшими действиями лекаря, готовая подчиняться любым его приказам. Тело ее не слушалось, отвечало лаской на ласку, растворялась в приятных ощущениях…
Горячие пальцы юноши скользнули вниз, обводя тонкую талию. Чем ниже опускались руки Теодора, тем приятнее было Джеки, тем теплее становилось где-то внутри… Жгучее, дразнящее чувство разлилось внизу живота, когда Теодор положил руку девушке на бедро. Стальная хватка сильной руки обхватила тоненькую ножку пуффендуйки, закидывая ее себе на талию. Тео начал стягивать штаны, не собираясь сбавлять темп или прекращать свою порочную игру.
Горячее дыхание обдало шею Джеки. Легкий запах алкоголя парил прямо в воздухе, туманя разум пуффендуйки. Теодор вновь начал целовать ее шею. Казалось, что эта сладкая пытка длится вечно. Слишком долго… «Когда придет конец? Такой же, как у Гермионы», – спрашивала себя Джеки.
Теодор ласково коснулся ее нижних губ. Так сладостно оказалось это прикосновение, так приятно было ощущать его там, внизу… Джеки дернулась от неожиданного касания. Волна наслаждения накрыла ее, растекаясь по хрупкому девичьему тельцу горячим потоком наслаждения. Шумный выдох вырвался из груди Теодора. Юноша оторвал губы от шеи пуффендуйки и прошептал ей на ухо:
– Я больше не могу.
Первый толчок был слишком резким, слишком болезненным. Хрупкое удовольствие
Движения его были резкими, до самого конца. Они сопровождались приглушенными всхлипами Джеки и таким же приглушенным рычанием слизеринца. Палец распаленного юноши лег на чувствительный бугорок пуффендуйки. Она такая узкая, такая теплая… Теодору было некомфортно, неудобно в ее теле, но безумная жажда наслаждений упрямо вела его вперед…
– Чччч, расслабься, – прошептал он, целуя висок пуффендуйки.
Услышав такой любимый голос, Джеки действительно постаралась расслабиться. Каждое новое движение приносило ей нестерпимую боль. Девушка кусала губы, надеясь, что скоро это все прекратиться… Новый толчок… Что-то приятное, вперемешку с дикой болью заставило Джеки вскрикнуть. Затем снова, снова и снова. Ощущения становились все лучше, все теплее было внутри…
Стоны стали чуть громче, чуть смелее. Наконец, боль ушла, оставив после себя приятное ощущение наполненности… Джеки крепко вцепилась в спину Теодора, покусывая его шею. Тело юноши покрылось горячей липкой испариной, заставляя руки пуффендуйки скользить, точно на горячем льду… Последний раз двинувшись в девушке, Теодор обессилено упал на ее хрупкое тело. Джеки тяжело дышала, глядя в темный потолок, нависавший над скрывшимися влюбленными.
«Почему ты так ненавидишь Драко, Гермиона? Тебе совсем не нравится?», – размышляла Джеки, стараясь успокоиться. Ей было так тепло рядом с Ноттом, так хорошо, когда его тело накрывало ее, точно одеяло… Боль ушла, оставив о себе лишь воспоминание. Хотелось пролежать так всю жизнь. Девушка гладила спину измотанного юноши, думая о том, как на самом деле живется Гермионе в поместье… Разве это не райская жизнь? Твой мужчина дарит тебе подарки, наслаждение, объятья и поцелуи… Ты просто носишь этот ошейник.
Теодор поднялся с пола, помог пуффендуйке вновь надеть платье. Юноша думал лишь о том, что эта девушка – волшебна. Слизеринец знал, что именно она предназначена ему судьбой. Она же не против! Она была так рада, когда он… «Я люблю тебя, Гермиона. Я знаю. Знаю точно», – думал Теодор. Он открыл скрипучую дверь, выпуская девушку на свет. На полу показалось что-то… «Это кровь? Нет. Наверное, виски разлил», – подумал Тео, закрывая холодное помещение.
========== 33 - Главное, чтобы мне нравилось. ==========
Танцы становились все более плавными, все более интимными и тихими. Музыка осторожной поступью шагала по полупустому залу, развлекая еще не ушедших гостей. Большинство Пожирателей разошлись пораньше, предупредив Темного Лорда о том, что утром им придется вернуться к невыполненным заданиям. Волан-де-Морт охотно отпускал гостей, выискивая кого-то в суматошной живой толпе.
Народу оставалось все меньше и меньше, но Чарли надеялась, что Забини не спешит домой. Когтевранка знала, что там ее ждет лишь очередная порция насилия, унижений, а затем и наказаний, что следуют за непослушанием. Бал вовсе не казался ей прекрасным и волшебным событием, но здесь она чувствовала себя защищенной, знала, что никто не тронет ее, не заставит делать то, чего она не желает. Блейз слишком дорожит репутацией, чтобы обидеть Чарли на глазах у всех.