И будет вечен вольный труд

Коллектив авторов

1824 или 1825

Иван Петрович Мятлев^{156}

1796–1844

Разговор барина с Афонькой^{157}

Барин

Здравия желаю, господа сенаторы, Я прихожу из банковой конторы, Не французский, не немецкий, — человек российский. Приношу вам поклон низкий. Эй, малый! Жены моей приданой, Кривой крепостной, Удалая головка, долбленый глаз,— Много ли вас?

Афонька

Один!

Барин

А,

это ты, Афонька… Ты, который бежал, когда я женился? Да куда ж ты сокрылся?

Афонька

А я, с позволения вашего, в деревне вашей под овином сидел.

Барин

Дурак! А если б этот овин сгорел?

Афонька

Я бы, с позволения вашего, вышедши, руки погрел.

Барин

Позвольте, господа сенаторы, какой он грубиян! Ну, скажи, пожалуйста, Афонька,— Ты жил в моей деревне,— Как мужики мои живут?

Афонька

Зажиточно.

Барин

Да как зажиточно?

Афонька

Да очень зажиточно!

Барин

Да как же, братец мой, зажиточно?

Афонька

А так зажиточно, Что в семи дворах один топор; Поутру дрова рубят, А вечером в кулак трубят.

Барин

Позвольте, господа сенаторы! Следовательно, мои мужики плотники и музыканты. Ну, скажи, пожалуйста, Афонька, как у меня хлеб уродился?

Афонька

Хорошо-с!

Барин

Да как хорошо?

Афонька

Да очень хорошо.

Барин

Да как же, братец ты мой, хорошо?

Афонька

А так хорошо, Что колос от колоса — Не слыхать девичья голоса; Сноп от снопа — Столбовая верста, А копна от копны — Целый день езды.

Барин

Позвольте, господа сенаторы! Следовательно, мой хлеб хорошо уродился. Что же, Афонька, хлеб-то мой продали Или сюда везут?

Афонька

Нет, его не продали и не сюда везут, А ваши шелудивые собаки разыгрались И уронили весь хлеб в лохань.

Барин

Позвольте, господа сенаторы! Следовательно, мой хлеб пропал!

Афонька

Нет, не пропал, а в потребу попал.

Барин

 Что же из него сотворили?

Афонька

Бражку сварили.

Барин

Да пьяна ли эта брага?

Афонька

Пьяна!

Барин

Да как же пьяна?

Афонька

Да очинно пьяна.

Барин

Да как же, братец мой, пьяна?

Афонька

Да так пьяна, Что если старосте поднести, Да его милость тройным поленом оплести, То его милость, и со двора не свезти.

Барин

Позвольте, господа сенаторы, Какой он грубиян!

1844

Сельское хозяйство^{158}

Приходит староста-пузан И двадцать мужиков. Се сон, же круа, ле пейзан Де мадам Бурдюков [6] . О них докладывать Андре Идет, официант. «Дан л'антишамбр фет антре, Е дит лёр, к'иль з'атанд» [7] . Выходит барыня с гостьми Через часочек-два. «Бонжур, бонжур, ме бонз-ами! Ке вуле ву де муа?» [8] . «Ну, староста! ты доложи»,— Сказали мужики. «Э

бъен, де куа донк иль с'ажи? Де куа? у бьен де ки?» [9] И староста, отдав поклон, Свой начал разговор. Но барыня кричит: «Алон! Не крие па си фор» [10] . «Мы яровое убрали И убрали траву». «Се тре жоли, се тре жоли! Коман ву порте ву?» [11] «И нам теперь всем отдых дан: Но аржаному срок». «Але ву з'ан, але ву з'ан! Ке дъяблъ, же ма'н мок!» [12] «В продажу хлеб уже глядит, Убрать бы поскорей». «Кес-ке ву дит? Кес-ке ву дит? Же круа, ву мюрмюре?» [13] «Как опоздаем, будет жаль; Не довезем в Василь! ^{159} » «Са ме т'егаль, са ме т'егаль. Ву зет де зембесиль»? [14] И выгнать всех велела вон За хлебный магазин ^{160} , А гости крикнули: «Се бон! Се тре бьен, ма кузин!» [15] Вот управляют как у нас! Всё — минус, а не плюс. Ке вуле ву, ке л'он фасе! Он не се па ле рюсс! [16]

6

Это, я полагаю, крестьяне г-жи Бурдюковой (фр.).

7

Проведите в переднюю и скажите им, чтобы подождали (фр.).

8

Здравствуйте, здравствуйте, добрые мои друзья. Чего вы от меня хотите? (фр.)

9

Однако о чем же идет речь? О чем? или, вернее, о ком? (фр.)

10

Ну, не кричите так громко (фр.).

11

Прекрасно, прекрасно! Как вы поживаете? (фр.)

12

Вон, вон! К черту, наплевать! (фр.)

13

Что вы говорите? Что вы говорите? Мне кажется, вы ворчите?(фр.)

14

Это мне безразлично, это мне безразлично. Вы глупцы (фр.)

15

Хорошо! Превосходно, кузина! (фр.)

16

Что поделаешь! Русского языка не знают (фр.)

Вильгельм Карлович Кюхельбекер

1797–1846

«Работы сельские приходят уж к концу…»

Работы сельские приходят уж к концу. Везде роскошные, златые скирды хлеба; Уж стал туманен свод померкнувшего неба И пал туман и на чело певцу^{161}… Да! недалек тот день, который был когда-то Им, нашим Пушкиным, так задушевно пет! Но Пушкин уж давно подземной тьмой одет И сколько и еще друзей пожато, Склонявших жадный слух при звоне полных чаш К напеву дивному стихов медоточивых! Но ныне мирный сон товарищей счастливых В нас зависть пробуждает. — Им шабаш! Шабаш им от скорбей и хлопот жизни пыльной, Их не поднимет день к страданьям и трудам, Нет горю доступа к остывшим их сердцам, Не заползет измена в мрак могильный, Их ран не растравит; их ноющей груди С улыбкой на устах не растерзает злоба, Не тронет их вражда: спаслися в пристань гроба. Нам только говорят: «Иди! иди! Надолго нанят ты; еще тебе не время! Ступай! не уставай, не думай отдохнуть!» Да силы уж не те, да всё тяжеле путь, Да плечи всё больнее ломит бремя!