И быть роду Рюриковичей
Шрифт:
— Ты стар, Рувим, но глаза твои ещё хорошо видят, а уши слышат. Разве ты не знаешь, каганат заболевает и скоро не будет представлять угрозу для своих соседей? А ты знаешь тому последствия? Нас уже не боятся русы, они разбили Аюба и разорили наши поселения на рукаве Саркела. Если Русь и дальше продолжит войну с каганатом, нам не станет платить дань всё левобережье.
— Но, мудрый повелитель, чего хочет каганат от Олега?
— Ты должен уговориться с ним, что земли правобережья принадлежат Киеву, а на левом берегу всё наше, и
— Но согласится ли князь Олег? Он, мой мудрый повелитель, вкусил плоды побед над арсиями.
— Оттого, Рувим, я и посылаю тебя. Ты хитёр, как лис, и убедишь Олега. Грози ему печенегами и нашим союзом с ними.
— Я сделаю всё, мудрый повелитель, как велишь ты, да поможет нам великий Яхве.
Ночью ударили в набат. Били долго и тревожно, разбудив весь Киев. Олег подхватился с мыслью: «Печенеги!» Но тут же через слюдяное оконце разглядел зарево пожара, и от того тревога не уменьшилась. В деревянном городе с крышами под соломой и тёсом только дай разгуляться пожару — выгорит пол Киева.
Выбежал Олег на крыльцо и враз понял: горят хоромы боярина Любомира. Князь заторопился на пожарище. Мимо уже бежали гридни, княжьи холопы, челядь с бадейками, баграми.
Когда Олег явился, здесь уже собрался весь Киев. Выстроившись цепочкой до самого Днепра, передавая из рук в руки бадейки с водой, лили на огонь. Иные баграми раскатывали брёвна, сбивали пламя. И ни лишней суеты, ни криков.
Сам боярин Любомир работал со всеми. Успел бросить Олегу:
— С поварни началось. Видать, с вечера печь не загасили, а головешка вывалилась!
И снова за багор взялся. А Олег с гриднем кинулись огонь от конюшни отсекать, лошадей выводить. Кони дико храпели, взвивались, рвались с недоуздков...
К утру пожар загасили, не пустили разбушеваться, а уже через неделю боярское подворье расчистили, застучали топоры.
Всем миром ставили боярину Любомиру хоромы. Появлялся здесь и Олег: подносил доски, брался за пилу, распускал брёвна. В стороне на кострах в больших котлах варили еду работному люду, а к вечеру выкатывали бочонок медовухи, каждому по чаше доставалось.
Олег давно познал обычай русов приходить друг другу на выручку. Погорел боярин ли, мастеровой либо кто иной, и тут же сообща брались за дело.
Не прошло и месяца, как встали боярские хоромы, да ещё больше и краше прежних.
Третью неделю живёт хазарское посольство на левом берегу Днепра, напротив Киева, у самого перевоза. В еде послам отказа нет, и вином наделяют. Встречавший Рувима боярин Путша сказал:
— Живите, нужды вам ни в чём не будет, а как князь велит, так и проводим к нему.
На вопрос Рувима, отчего Олег их не принимает, боярин буркнул:
— Когда надобность в вас будет, тогда и позовут. У князя же и без вас дел полно.
Рувиму за каганат обидно: слыхано ли, заставить ждать посла великого хаканбека — это ли не унижение! Видать, киевский князь силу за собой чует, коли позволяет такое. Однако вернуться в Итиль посол опасался, зная крутой нрав хаканбека.
Только на исходе третьей недели явился за Рувимом боярин и объявил, что великий князь киевский зовёт хазарского посла, а с ним толмача.
Переправились Рувим с толмачом на правый берег, поднялись на Гору. Принимал Олег Рувима в большой гриднице без почестей. С князем бояре и воеводы. Выслушал князь посла сидя и тут же дал ответ:
— Ты, посол Хазарского каганата, говоришь, что привёз нам мир, будто вы одержали над нами победу. По какому праву хазары считают славянское левобережье своими владениями? Прежде по силе, а нынче? Нет, посол, нам такие условия не надобны. Левобережье — наша земля, земля Киевской Руси. Мы готовы жить с вами в мире, ежели вы не будете пытаться брать дань с вятичей и радимичей и уж никак не с суличей и северян. Это народы Киевской Руси, нам подвластные. О том и передай хаканбеку.
Чуть помолчав, Олег добавил:
— А стращать нас печенегами, тем паче вашим союзом с ними, не следует. Вам для того печенегов сыскать надобно. Разве до вас не дошли слухи, что сталось с большой ордой хана Кучума? Ты слышал, посол, мой ответ, и, коли хаканбек примет его, мы с радостью будем видеть в хазарах наших друзей.
И даже за трапезный стол киевский князь Рувима не позвал.
Ушли послы каганата, а Олег сказал боярам:
— Не от хорошей жизни хаканбек посольство слал. Аюб псом побитым приполз, раны зализывает, а у хаканбека голова оттого трещит. Теперь пусть наш ответ переваривает.
Сколько лет Олег помнил себя, он никогда не был во хмелю. Даже на весёлых пирах, какие устраивал для дружины, или когда звал бояр и старейшин, чтобы отпраздновать какое-либо радостное событие, он не хмелел, пил вино или сладкую, но крепкую медовуху, заедая куском жирного мяса и запивая холодным кислым молоком. Может, оттого голова у князя всегда была свежая.
Выпроводив хазарских послов, князь с боярами уселись за трапезу. Она получилась шумная и долгая. До самых сумерек хватило разговоров.
Речи всё больше вели о печенегах и хазарах. Да оно и понятно: кто чаще всех хлопоты Руси причинял, разор приносил? А когда вспомнили, как орду Кучума по Дикой степи гоняли, то сожалели, что ушёл от них сам хан.
Потом заговорили о темнике Аюбе. Освещали путь русичам горящие хазарские поселения по Саркелу...
Закрыл глаза Олег, молчал, слушал. И вспоминал городок на берегу чужой земли за морем, где в огне увидел Лауру. Он, совсем отрок, варяг, тогда впервые познал женщину. Сколько их потом перебывало! Но с появлением Лады все они для него исчезли. А может, в заботах и тревогах ушло всё. Лада же всегда с ним. С ней он делит и огорчения и радости.