И грянул гром, услышь крик мой…
Шрифт:
Я хотела было пройти мимо нее, но она опять заступила мне дорогу.
– Ну, Лилиан Джин, дай же ей пройти, – вступился Джереми. – Она же тебе ничего такого не сделала.
– Сделала, потому что встала передо мной.
С этими словами Лилиан Джин схватила меня за руку и попробовала спихнуть с тротуара. Я увернулась и отдернула руку назад, чтобы она до нее не дотянулась. Но кто-то схватил меня сзади, больно вывернул руку и спихнул с тротуара прямо на проезжую дорогу. Я так и села на землю.
Сверху на меня глядел мистер Симмз.
– Когда
За его спиной стояли его старшие сыновья – Р. В. и Мелвин;
Симмзов постепенно окружили покупатели из магазина.
– Не та ли это черномазая козявка, которая только что жаловалась на Джима Ли? – спросил кто-то.
– Ну да, она самая, – сказал мистер Симмз. – Ты что, не слышишь меня, дрянная девчонка? Немедленно извинись перед мисс Лилиан Джин.
Я уставилась на мистера Симмза в испуге. Было видно, что Джереми тоже перепугался.
– Я… я уже извинилась…
Когда я так сказала, Джереми облегченно вздохнул.
– Да, п-па, она извинилась. Т-только что, п-перед тем, к-как вы все подошли. Она извинилась…
Мистер Симмз с гневом обернулся к своему сыну, и Джереми запнулся, поглядел на меня и опустил голову.
Тогда мистер Симмз спрыгнул с тротуара на дорогу. Я отодвинулась от него, пытаясь встать. Он выглядел таким страшилой: лицо красное, борода торчит. Я испугалась, что он ударит меня прежде, чем я успею подняться, но он не ударил. Я ползком, ползком поднялась и бросилась бегом к нашему фургону. Кто-то обхватил меня, я стала бешено отбиваться, стараясь вырваться.
– Стой, Кэсси! – сказала Ба. – Стой, это же я. Мы едем сейчас же домой.
– Никуда вы не уедете, пока она не извинится перед моей дочкой, – заявил мистер Симмз.
Ба посмотрела на меня, в глазах ее я увидела страх, потом она оглядела окружившую нас толпу.
– Она же еще ребенок…
– Ну-ка, велите ей…
Ба еще раз посмотрела на меня и сказала каким-то надтреснутым голосом:
– Знаешь, детка… лучше извинись.
– Но, Ба…
Голос ее стал строже:
– Делай, что я сказала.
Я тяжело вздохнула.
– Ну же!
– Извини, – пробормотала я чуть слышно.
– Извините меня, мисс Лилиан Джин, – стоял на своем мистер Симмз.
– Ба! – пыталась я увильнуть.
– Скажи так, детка.
Горькая слеза скатилась по моей щеке, губы у меня задрожали.
– Извините… м-мисс… Лилиан Джин.
Сказав это, я тут же повернулась и спряталась в глубине фургона, чтобы выплакаться. Этот день дал мне самый жестокий урок в этой жизни.
6
Дорога домой была долгой и прошла в полном молчании. Никому из нас говорить не хотелось, даже Т. Дж. Ба строго сказала ему, когда мы покидали Стробери, что до дома она от него больше не хочет услышать ни слова. Он надулся и попробовал было вслух поворчать, но никто не обратил на него внимания, и в конце концов он уснул и не просыпался до тех пор, пока мы не выехали на Грэйнджерову дорогу и не остановились перед домом Эйвери.
К тому времени, когда Джек въехал в наш собственный двор, была уже темная ночь и пахло приближающимся дождем. Ба, усталая, тяжело спустилась с фургона и, не проронив ни слова, вошла в дом. Я осталась со Стейси, чтобы помочь ему завезти в сарай фургон, а также распрячь и накормить Джека. Я стояла в дверях сарая и держала фонарь, пока Стейси медленно отодвигал деревянную перекладину, которой закрывались эти двери.
– Кэсси, – сказал он тихим голосом, в котором слышалось сочувствие, – не сердись на Ба за то, что она сделала.
– Почему это? – Я очень разозлилась. – Она заставила меня извиниться перед этой уродкой Лилиан Джин, а за что, спрашивается?
Она сразу встала на сторону Симмзов, а меня даже не выслушала.
– Ох, Кэсси, а может, иначе она не могла? Может, она должна была так сделать?
– Должна была! – возвысила я голос уже до крика. – Ничего она не должна была! Она такая же взрослая, как мистер Симмз, и могла вступиться за меня. Я бы с ней так не поступила.
Стейси положил перекладину на землю и прислонился к стене сарая.
– Кэсси, есть вещи, которые ты еще не понимаешь…
– А ты понимаешь, ха! Думаешь, раз ты прошлым летом один ездил в Луизиану за папой, теперь ты уж все на свете понимаешь? Клянусь, чем хочешь, если бы там был папа, он никогда не заставил бы меня извиняться! Он бы меня уж точно выслушал.
Стейси вздохнул и широко распахнул двери сарая.
– Ну, папа… папа это другое дело. Ведь Ба не папа, и ты не должна думать…
Но тут голос его осекся и он стал пристально вглядываться в темноту сарая. Вдруг он закричал:
– Кэсси, дай фонарь! Живей!
И не успела я что-то возразить, он выхватил из моих рук фонарь и осветил сарай.
– Ого, что это делает «пакард» мистера Грэйнджера в нашем сарае? – изумилась я, когда фонарь осветил серебряное покрытие машины.
Не ответив мне, Стейси быстро повернулся и побежал к дому. Я бросилась за ним по пятам. Распахнув дверь в мамину комнату, мы так и застыли на пороге. Вместо мистера Грэйнджера перед очагом, обняв Ба, стоял высокий красивый мужчина в хорошем костюме, сером в полоску, с жилетом. На миг земля ушла у нас из-под ног от волнения, потом, словно по сигналу, мы кинулись к нему на шею с возгласом:
– Дядя Хэммер!
Дядя Хэммер был на два года старше папы, он еще не женился и каждую зиму приезжал к нам на рождественские праздники. У него, как и у папы, кожа была темная, коричневая в красноту, квадратная челюсть и высокие скулы. И все-таки была между ними большая разница. Глаза его сейчас, когда он обнимал и целовал нас, светились сердечной добротой, но обычно в них чувствовался сдержанный холод, иногда равнодушие; мальчики и я никогда не могли преодолеть отчужденности, которая возникала между нами.