И грянул в Хренодерках гром…

Андрианова Татьяна

Риттер, чью обветренную щеку уродовал изогнутый шрам (посмертный подарочек мантикоры), тронул пятками своего Гнедко и поравнялся с Алишером.

– Что скажешь? – хрипло поинтересовался он.

Ведьмаки не подвержены многим заболеваниям, но голос Риттера превратился в некую причудливую смесь рычания и хрипа благодаря процессу трансформации. Таков был в его случае побочный эффект. Риттер вполне способен был нагнать на обывателя жуть одним видом своего шрама, подчеркнутого серебряной серьгой с маленьким топориком и почти начисто выбритой головой. Ведьмак оставил широкую полосу волос цвета воронового крыла, которая шла ото лба, заплеталась в затейливую

косу и заканчивалась на уровне лопаток. В сочетании же с горловым рычанием он производил неизгладимое впечатление.

Алишер с интересом посмотрел на ясное небо, с которого начинало ощутимо пригревать весеннее солнце, потянулся к окружающему миру глубинной частью себя. Как известно, ведьмаки либо не обладали магией совсем, либо их способностей хватало всего лишь на простые заклинания, не требующие большого магического резерва, но все без исключения были способны учуять творимую волшбу, правда, с разного расстояния.

– Чья-то магия, – спокойно констатировал старший. – Правда, странная она какая-то. Необычная. Что скажешь, Миксам?

Вопрос адресовался третьему в тройке, фигуре не менее колоритной, чем Алишер и Риттер. Миксам, по слухам, происходил из какого-то древнего рода магов, в котором все без исключения становились не менее чем архимагами. Миксам родился альбиносом, совершенно не похожим ни на кого из достославных предков. Если внешние отличия младенцу еще могли простить, то практически полное отсутствие магических способностей – никогда. В этом случае уникальное чутье разных сортов магии, коими, как оказалось, обладал незадачливый отпрыск, было не в счет. Поговаривали, что неудачного, с точки зрения семьи, ребенка поручили заботам слуги. Предложив ему либо продать его работорговцам, либо завести в лес и бросить там, но в любом случае следовало непременно убедиться, что дитя не сможет вернуться домой. Слуга пожалел несчастного ребенка, чья вина была лишь в том, что уродился бесталанным, и подбросил бедолагу к воротам крепости, где обучали ведьмаков. В таких крепостях рады любому подкидышу.

Миксам в буквальном смысле этого слова принюхался, фыркнул, как недовольный кот, и заявил:

– Магия действительно присутствует. Причем применялась и при вызове дождя, и для его прекращения. Кто именно здесь баловался, не могу сказать, но магия была разная. Это точно.

– А присутствие нежити не ощущаешь? – спросил Алишер.

– Нет. Либо она появляется здесь по ночам, либо ее здесь вовсе нет, либо залегла в спячку, – откликнулся альбинос. – В последнем случае можем смело ехать домой, так как неизвестно, когда уснувшая нежить соизволит проснуться.

– Добро, – кивнул старший, и не было понятно, одобряет ли он ответ члена команды или радуется возможному отсутствию монстров в селе. – Но все равно нужно держаться настороже.

Об этом тройка никогда не забывала, все-таки не первый раз на задании. Это их и спасло от падения в грязь, когда внезапно все собаки в Хренодерках завыли, словно год репетировали свое приветствие гостям. Лошади шарахнулись в разные стороны, а всадники чудом удержались в седлах.

– Ах ты, травяной мешок! – в сердцах вытянул плеткой своего вороного Алишер. – Что же ты, зараза такая, прыгаешь? Собак никогда не слышал?

Только ведьмаки разобрались со своими лошадьми и собрались было продолжать путь, как перед ними как из-под земли выросла старая бабка. Судя по согбенной, трясущейся фигуре, можно было сделать вывод, что старухе на местном погосте пропуски ставят уже полвека. Гладкая клюка в старческой руке заметно подрагивала, да и голова женщины тряслась. Казалось, что вот-вот не удержится старуха, уронит подбородок на щуплую грудь, и сморит ее старческий сон.

– Тебе что, старая кошелка, жить надоело? – поинтересовался Риттер, многозначительно почесывая свой шрам рукой, затянутой в кожаную перчатку с обрезанными пальцами. С тыльной стороны на перчатке хищно щетинились шипы с изрядной долей серебра в металле. Такой можно и нежить остановить, да и лихой человек поостережется.

Разумеется, бабку сбивать с трясущихся ног никто не собирался. Не со старухами воевать приехали. Рассчитывали на то, что состарившаяся селянка не впала пока в окончательный маразм и уберется с дороги сама. Если же нет, подхватят под локотки и отведут к ближайшей избе, где предоставят заботам односельчан. Ради такого случая не грех и спешиться. Старость надо уважать.

Сельчанка как-то по особенному прищурилась. Алишер смело мог поставить любимый клинок (эльфийской работы, кстати) и с десяток серебряных звезд, что взгляд выцветших старческих глаз не сулил гостям ничего хорошего. Бабка вполне оправдала нехорошие предчувствия ведьмака, ткнула в его сторону дрожащей рукой с крепко зажатой в сухих старческих пальцах, словно в птичьей лапке, клюкой.

– На ваших лбах печать смерти зрю! – дребезжащим голосом изрекла она. – Слышите, как собаки воют? Они воют по вам.

Пока ошеломленные пророчеством ведьмаки обдумывали, как на него реагировать и что делать с нежданной ясновидящей, из избы неподалеку выскочили две простоволосые девицы, обутые в сапоги на босу ногу, и бодро прошлепали к бабке. Обе светловолосые, ясноглазые, усыпанные веснушками. Вздернутые кверху носы придавали их лицам задорный вид. Невооруженным взглядом видно – родственницы.

– Бабушка Рагнеда! – дружно позвали они. – Куда же ты одна направилась? Мы же волнуемся.

Подхватили старушку под руки. Та упрямо ткнула в сторону Алишера клюкой, словно всерьез рассчитывала достать до старшего тройки и выбить ему глаз.

– Печать! – возвестила она. Затем обмякла на руках девиц и позволила увести себя прочь.

– Что это было? – озвучил занимавший всех вопрос Риттер. – Никак местная ясновидящая нам судьбу предсказала?

– Не-э, – качнул головой Миксам, – на вещунью не больно похожа. Те вечно навешают на себя леший знает чего, дабы значительнее выглядеть в глазах селян. Скорее уж местная сумасшедшая. Хотя собаки действительно воют не к добру.

– Друг мой, никак сам в вещуны подался? – оборвал альбиноса Алишер. – Вместо того чтобы каркать, как старый ворон, учуявший близкую смерть, да ерунду молоть, лучше бы местного кого-нибудь в проводники зазвал. Нам нужна изба местного головы. Сдается мне, о лесе он лучше всех знает, да и про магов пропавших что-нибудь да слыхал.

Проводника сыскали быстро. Отловили за шкирку первого попавшегося босоногого паренька пяти лет от роду, увлеченно лепившего куличи из грязи, пару раз встряхнули для порядка (ну и так, лишнюю грязь на землю стряхнуть) и предложили половину медной монетки, если отведет к голове домой. Ежели не отведет, обещали щедро отвесить подзатыльников – для внушения подрастающему поколению должного уважения к старшим. Дитя вполне прониклось нуждами чужаков, хотя наверняка еще и половина медяка сыграла не последнюю роль. В преддверии ожидающего денежного вознаграждения оно дунуло в сторону дома головы, энергично разбрызгивая грязь в разные стороны, и развило такую скорость, что конные еле поспевали за мальчуганом.