… и компания
Шрифт:
Сколько придется еще распечатывать конвертов и каталогов, прежде чем будничные победы превратятся в окончательную победу Зимлеров. А пока что – рабство, полное подчинение машине, шерсти, каждому кирпичу в стене и балансам, которые сотни раз на неделе подводят понаторевшие в этом деле коммерсанты.
Жозеф осмотрел один из станков, который, по словам Гийома, работал неисправно.
– А кто нам его продал?
– Мы купили его сразу же по приезде у Юильри. Ему лет пятьдесят. Не работает, хоть плачь.
– Гм!
– Три тысячи пятьсот.
– Три тысячи пятьсот? Гм! – Жозеф помолчал. – А то, что мы сэкономили, окупит стоимость машины, ты твердо в этом уверен?
Целый месяц Гийом даже во сне видел эти цифры.
– Безусловно окупит, Жозеф.
Оба многозначительно помолчали. Наконец Жозеф проговорил:
– А у них такие машины есть?
– Нет. Здесь, в Вандевре, все станки – сплошная рухлядь, под стать нашим.
Жозеф резко вскинул голову:
– В таком случае покупай.
Но Гийом высказал еще не все.
– Видишь ли, Вервье предлагает станки по три тысячи пятьсот… А в Мюльхаузене можно найти за две тысячи шестьсот… правда, не самого нового образца.
– Если ты мне доверяешь, Гийом, не говори об этом отцу и дяде Миртилю. У них должно быть хорошее оборудование. Покупай станок за три тысячи пятьсот.
Гийом вздохнул и провел ладонью по лицу. Он полностью разделял мнение брата.
– Ты сам увидишь, Жозеф, сам увидишь! – И протявкал, задыхаясь: – Пусть на это пойдет моя часть из заказов Дельмота.
Только что подведенный итог был забыт. Кровь гулко стучала в висках. К счастью, свет луны был слишком слаб, и Жозеф не заметил, как покраснело, а затем покрылось смертельной бледностью лицо брата, похожего в профиль на персидского царя.
– Пройдемся немножко, ладно? – предложил Жозеф.
Когда они выходили из ворот, Жозеф почувствовал, как в его руку вцепилась чья-то горячая ручонка, и, нагнувшись, увидел умоляющие глаза Тэнтэна.
– Мне мама позволила. В комнатах очень жарко.
От кирпичных стен несло опаляющим зноем, как от раскаленной печи. Они прошли между двойными рядами фабрик, принадлежащих их конкурентам, миновали бесконечную ограду фабрики Лорилье-Помье, шесть труб которой величественно вздымали свои главы над неподвижной листвой. Сладкая дрожь пробежала по спине.
– Ну? – прервал молчание Жозеф.
Гийом улыбнулся и вдруг подошел вплотную к брату.
– Послушай-ка, Жозеф…
И так как он замолчал, Жозеф слегка подтолкнул его в бок.
– Ну что?
– Штерны… Штерны все-таки себя прекрасно показали.
– Безусловно, – осторожно ответил Жозеф.
– Мы… они имеют полное право…
– Рассчитывать на нашу благодарность.
– Нет, на нашу дружбу, Жозеф.
– Согласен.
– Чудесно. Значит, я могу задать тебе один интимный вопрос… Как ты относишься к Элизе?
Тэнтэн почувствовал,
– Не могу отказать ей ни в уважении, ни в признательности.
– Да, да, – заторопился Типом. – Ну, а больше ничего?
– Как бы тебе сказать, я от души желаю этой толстухе всяческого благополучия.
– И это все?
– Воображаю, как тетя клянет Вениамина: они ведь их совсем сосватали.
– Да, но Вениамин уехал. За кого же теперь Элиза выйдет замуж?
– Ну, это мне совершенно безразлично, – спокойно прервал его Жозеф. – Впрочем, если все мужчины придерживаются моего мнения, боюсь, что ей придется умереть старой девой.
Раздосадованный Гийом нахмурил брови и ускорил шаг. Теперь ему уже расхотелось гулять. Во время всего разговора Тэнтэн боялся дохнуть. Он еще крепче вцепился в дядину руку, словно хотел выразить Жозефу таившееся в его детской душе чувство.
Однако братья прошли еще порядочный кусок. И только когда в конце улицы вспыхнули огоньки военного плаца, они перешли на противоположный тротуар и направились к дому, не обменявшись больше ни словом.
Шагах в ста от фабрики навстречу им из темноты выступила парочка.
– А мы идем от вас! – воскликнул дядя Вильгельм с деланной веселостью. – Фабриканты себе ни в чем не отказывают. Им, видите ли, мало нашего праздничного кофе с молоком.
Тетя Бабетта молчала, она придерживала рукой запахнутую на груди черную шаль. Племянникам не удалось ее развеселить. Она наотрез отказалась зайти поужинать – будет бульон и жареный гусь. Она повторяла своим звонким голоском:
– Доброй ночи! До свидания!
Потом удалилась, уводя за собой своего болтливого супруга.
Гийом с озабоченным видом потупил голову. Теперь впереди шагал Жозеф, он что-то шептал про себя, раздраженно поводя плечами. Тэнтэну показалось, что он разобрал сердитое: «Хватит, ведь в конце концов…»
Дело в том, что недели две тому назад Зимлеры дали Штернам значительную скидку на товары, выпускаемые в 1873 году. Дядя Блюм знал об этом, он ждал, что и ему предложат скидку. Блюм считал, что, принимая в расчет состояние его дел, он тоже имеет право на такое внимание. Но Блюм так и не дождался. И не дождется никогда.
Его племянники подошли к воротам фабрики. Из этой прогулки каждый принес с собой разрозненные, беспорядочные мысли: Гийом – свои дипломатические расчеты, Жозеф – слепую веру в необходимость строжайшей коммерческой политики; а что принес Тэптэн – неизвестно. И напрасно флейта Жозефа в течение целого часа пела свою самую жалобную и печальную песнь – ничто уже не могло измениться.
VIII
– Ты помнишь толстого Зимлера, оп к нам еще приходил прошлой весной, такой в очках? – спросил господин Лепленье.