… и компания

Блок Жан-Ришар

Когда беседа начинала спотыкаться о подводные камни, Элен, чтобы предотвратить роковые паузы, разражалась смехом, все приходило в равновесие, и в воздухе как бы проносился очистительный порыв ветра. Смех этот был тем более удивителен, что голос Элен обычно звучал серьезно и немного приглушенно. Тот не понял бы ничего в характере мадемуазель Лепленье, кто не разгадал бы в ее заразительном смехе ободряющую мягкость сиделки.

Обсудив с разных точек зрения и взвесив во всей его сложности вопрос, заданный Жозефом, который молча теребил усы, Элен снова взглянула вдаль и снова рассмеялась.

– Похож ли он на меня? Бедный мальчик, он

был бы очень этим огорчен.

– Но почему? – осведомился Жозеф, и голос его сразу потускнел, как удаляющаяся дробь барабана.

Дружелюбный смех стал еще нежнее:

– Почему? И так уж в его крови слишком много нашего, фамильного. Еще одна лишняя капля была бы ему не на радость, а на горе.

Жозеф поддался добродушию своей собеседницы:

– Неужели же она такая страшная, эта кровь?

– Да, страшная, – ответила девушка, стараясь не глядеть на Жозефа.

В глазах Элен зажглись искры, игра которых могла означать только одно – вспышку переполняющей ее жизни. В эту минуту ей казалось, что она сжимает в руке весь мир, как детский мячик. Она с трудом нашла в своем голосе мягкие ноты:

– Кровь ветреников, бездельников, вольнодумцев – словом, ничего, что необходимо для деятельности в обществе.

– Но ведь ваш брат…

– Офицер. Ну и что же? Они только и думают о чинах да сплетничают. Вы же видите, что они сделали с Францией! Все их побитые военачальники награждены и пошли в гору, за исключением одного.

– Кого же?

– Как кого? Данфер-Рошеро.

Девушка вновь прикрыла ресницами глаза. Жозеф был чудовищно невежествен в политике. Он считал всех господ офицеров прирожденными героями.

– Я говорю о вещах, которые в сущности меня совершенно не касаются, – весело добавила Элен. – Мой брат Жюльен – прекрасный мальчик, но он имел глупость вообразить себя легитимистом на том лишь основании, что прекрасно ездит верхом, и никак не может забыть, что наш род принадлежит к потомственному титулованному чиновничеству. У каждого Лепленье есть свой конек.

– А вы часто видитесь с братом? – спросил Жозеф. Этот кавалерист начинал ему определенно не нравиться.

– Нет, не особенно. Он много охотится с дворянами и дворянчиками. А потом вы забываете об интригах – они отнимают у этих господ большую часть времени. Стоит двум-трем мальчикам собраться вместе, чтобы позлословить насчет Гамбетты, [19] и они уже слывут у себя в полку заговорщиками.

– Но ведь ваш батюшка, кажется… – тревожно осведомился Жозеф.

– Папа? В прошлом году он был кандидатом от республиканцев. Во время переворота [20] он даже с неделю отсидел под арестом. Смотрите, вот здесь жандармы ждали в засаде, а на этой дороге они арестовали папу и дядю Жюльена, когда те возвращались с охоты на куропаток. Нет, папа больше годится в заговорщики, чем брат, – заключила она смеясь.

19

Гамбетта Леон (1838–1882) – французский политический деятель, лидер левых буржуазных республиканцев, член Правительства национальной обороны (сентябрь 1870 – февраль 1871), премьер-министр и министр иностранных дел (1881–1882).

20

Переворот. –

Речь идет о революции 4 сентября 1870 года – четвертой буржуазной революции в истории Франции, которая покончила с бонапартистским режимом Второй империи и привела к установлению режима Третьей республики.

Жозеф был неприятно поражен насмешливой манерой, с какою девушка обсуждала самые грозные мужские предприятия. Неужели придет и его черед пасть под ударом этой иронии? Добродушия, звучавшего в ее голосе, он не заметил. Подобная бойкость суждений сбивала эльзасца с толку. Жозеф Зимлер вдруг вспомнил, что доныне женщина рисовалась ему в образе существа скромного, молчаливого, хрупкого, но весьма требовательного, – и в этом была своя прелесть.

Ни один изгиб этих мыслей не укрылся от Элен. С невольным чувством облегчения и досады она пробормотала:

– Слава богу, и он – как все!

Но Жозеф не был как все, – впрочем, и фирма Зимлеров тоже, – он принадлежал к числу тех людей, которых неизвестное и манит и пугает. Не надо забывать, что Вениамин, отправившийся в Новый Свет, приходился Жозефу двоюродным братом, а Гийом, бесстрашно подписавший купчую на фабрику Понсэ, был его родным братом. И еще одно отличало Жозефа: сколько бы он ни старался постичь окружающее рассудком, душа его, даже когда он заходил в тупик, была открыта всем новым впечатлениям.

И сейчас им полностью владели два впечатления: первое и основное – опьяняющее присутствие этой девушки. Все было откровением, неожиданностью. Общение с Герминой, Элизой, Минной, даже Сарой – с этими добродетельными хранительницами семейного очага – не могло, конечно, служить прологом к этой неожиданной встрече.

Кроме того, «дорогая Ренэ» отнюдь не преувеличивала, сравнивая Элен с «Бескрылой победой». Элен была красавицей. Она обладала даже такой роскошью, как безукоризненная кожа, и еще чем-то неизъяснимо притягательным, чего не в силах были уловить римляне в греческой скульптуре. Гибкость, сила, гармония жестов («взгляд Минервы, стан Венеры Амазонской», – добавляла все та же старая подружка), где женственность проявляет себя в том, что подчас кажется неженственным у других.

Но такого рода достоинства никак не соответствуют последней моде дня, какова бы ни была эта мода и каков бы ни был этот день. Поэтому любой мужчина, взвесив качества мадемуазель Лепленье, тут же пугался. «Элен умрет в девушках», – сказала на смертном одре госпожа Лепленье «дорогой Ренэ». А ведь не было случая, чтобы покойница при жизни хоть раз ошиблась.

Что касается Жозефа, то ничто не препятствовало ему наслаждаться прелестью Элен со всей непосредственностью и душевной простотой.

Вот почему, когда он поддался было неприятному впечатлению, простой жест, каким девушка окутала шалью плечи и шею, отозвался в самых потаенных глубинах его существа. И из этих глубин вырвался безмолвный крик. Сердце его забилось.

Однако чувство непрошедшей горечи заставило его заметить довольно сухо:

– Я, видите ли, не получил никакого образования. У меня просто не было времени интересоваться подобными вещами.

– И я вас прекрасно понимаю. Это самое бесплодное занятие.

– По поскольку вы республиканка, у вас есть на этот счет вполне определенное мнение…

– Вы правы, – согласилась она, не скрывая улыбки. – Только у меня это скорее инстинкт, я просто следую велениям крови Лепленье.

– Но ваш брат…