… и компания
Шрифт:
Через несколько минут он уже мог достойно отвечать на вопросы, которыми его осыпал старик.
Промышленный кризис? А разве сейчас есть кризис? По правде сказать, он, Жозеф Зимлер, слыхал о кризисе неоднократно от своих клиентов. Говорят даже, что кое-кто жалуется на застой в делах, но им некогда думать о таких вещах – они заняты с утра до вечера и буквально ни с кем из вандеврских жителей не встречаются.
– Стало быть, вы можете похвалиться положением ваших дел?
– Видите ли, ответить «да» – значит допустить неточность, и, однако, если быть вполне откровенным, нельзя сказать и «нет».
– Ну,
– Совершенно справедливо, но если взяться за дело умеючи…
– Понижение покупательной способности населения…
– Возможно. Но сукно – всегда сукно, не так ли? И когда выпускаешь неплохой товар и по более или менее сходной цене…
– Вам везет. Не всякий может это сказать, – бросил господин Лепленье из глубины кресла, выпуская клубы дыма и недовольно откинув голову.
– Разве? – спросил Жозеф, делая лукавые глаза.
«Нет, он решительно мил, – подумала Элен, издали наблюдая за гостем. – И вовсе не такой уж муравей. Разве только самую чуточку».
Весь огромный мир, то в слащавых гравюрах на меди, то в романтической резьбе по дереву, проходил тем временем перед глазами Жюстена. Мальчик приручился и даже стал сам изредка задавать вопросы. Тонкий смуглый палец касался интересовавшей его картинки, а спокойный, теплый, сдержанный голос рассказывал ему удивительнейшие истории. Но эта рука, этот голос, вся эта атмосфера непривычной ему свободы и столь же непривычных интересов, это молчаливое благоволение девушки и смешные, но внушительные манеры старика казались Тэптэну коварной ловушкой. А главное, почему так покраснел дядя Жозеф?
Тот выбор, который делает десятилетний мальчик среди проходящих перед ним картин огромного мира, весьма поучителен. И Элен не преминула воспользоваться этой чертой детской психологии. Только батальные гравюры, картины Альфонса де Невиля, а также изображения мостов, вокзалов и кораблей удостаивались милостивого взгляда Жюстена.
– А это тебе нравится? – спрашивала Элен. – А это? – настаивала она, вероломно задерживаясь па страницах, где были Делакруа, Веласкез или Тициан.
Мальчик делал гримаску и переворачивал страницу. Однако при виде чьей-то смешной рожицы он развеселился, голова Леонардо да Винчи – огромная голова великого мага с седой бородой – на минуту привлекла его внимание, но он тут же насмешливо захохотал.
«Военное поколение, злосчастные всходы», – решила Элен, подумав, что и ей придется кончать свою жизнь среди этого поколения. Так как мальчик уже успел раз десять упомянуть про «наш лицей», девушка поняла, что только на этой тропе можно подстеречь подлинного Жюстена Зимлера. И они оба пустились в путь под смелым водительством Жюстена.
По своей мальчишеской самоуверенности он сразу же сообразил все преимущества своего положения и бросал неподражаемо-снисходительные взгляды на свою покорную слушательницу. Во всеоружии трехнедельного опыта лицейской жизни он снизошел до рассказа о кошачьем концерте, устроенном ненавистному учителю рисования, и о гнусной тирании классного надзирателя – косоглазого толстяка и заики – над двадцатью юными бунтарями; он присовокупил к рассказу ряд полезных сведений о том, как нужно выманивать у эконома тряпки для доски, и о преимуществах трубочек с кремом, продаваемых швейцарами Малого и Большого лицея. Элен узнала также,
Но Жюстену позволили выложить только часть своих историй, от которых уж никак нельзя было отбояриться, и Элен вынесла из этой беседы немало для себя поучительного.
Беседа старого господина с дядей Жозефом не иссякала. Мадемуазель Лепленье, которую природа, по всей видимости, наградила лишней парой ушей и глаз, ничего не упустила. Она не без удовольствия следила за хитросплетениями их разговора, направляемого капризами, любопытством, бесцеремонностью и ленью ее отца. Она приготовилась считать наносимые им удары. Но справедливость требовала отметить, что эльзасец весьма ловко избегал всех подстерегавших его капканов.
«Ну что ж, противники достойны друг друга», – решила Элен, не задумываясь над тем, откуда это странное удовлетворение, которое, впрочем, не проявилось ни в жесте, ни в слове.
Но Жозеф чутьем догадывался об этом. Он то и дело взглядывал на Элен и, как она отметила про себя, именно тогда, когда его ответ мог понравиться. Он видел только огромный узел каштаново-пепельных волос, обрамлявших перламутровую чистоту лба, и непередаваемо изящную линию шеи. Когда она случайно подняла глаза от журнала, Жозеф так побагровел, что Элен поклялась совсем не глядеть в его сторону. И тут-то она с неудовольствием отметила кое-что про себя.
Господин Лепленье меж тем осуществлял свой замысел с чисто восточной вежливостью персонажей Монтескье.
Выудив из Жозефа все, что касалось коммерческих дел Зимлеров, старик Лепленье перешел ко второй интересовавшей его теме – к вопросу о религиозных обрядах евреев.
– Скажите, пожалуйста, господин Зимлер, – допытывался он, впиваясь в гостя своими маленькими свиными глазками, – почему вы постились в тот день, когда я имел несчастье вам помешать?
– Это, знаете ли, совсем особый для нас день, – ответил просто Жозеф.
– А чем именно?
– Целые сутки мы не работаем, постимся и молимся. Впрочем, в этих вопросах я не силен, но считается, что это должно очистить нас от всех грехов, – ответил с улыбкой эльзасец.
– И вы в это верите?
– Так уж принято.
– И вы действительно поститесь?
– Ну конечно же.
Господин Лепленье вдруг вспомнил, каким он в тот день увидел обычно цветущего Жозефа: восковые веки, серые ввалившиеся щеки.
– Правду говорит, – пробормотал старик и добавил громче: – Значит, вы верите в чудеса, господин Зимлер.
– Ни в малейшей степени.
– Тогда зачем же…
– А что вы хотите? Все евреи постятся в этот день. Это что-нибудь да значит.
Элен низко склонила вдруг омрачившееся лицо над японским пейзажем. Жюстен перестал смотреть картинки, он весь покраснел, прислушиваясь к разговору старших.
Господин Лепленье выпрямил свой торс и соизволил пошутить:
– Вы говорите: «целые сутки»? Значит, и ночь идет в счет, а?
– В эту ночь спать не ложатся.
– Да бросьте шутить! Значит, вы тоже не спали?