… и компания
Шрифт:
Через час компания выходит из кабачка; Жозеф отклоняет выражения восторга, расточаемого самыми поначалу недружелюбными гостями, а богатый клиент до того воодушевляется, что пытается вступить в шуточную перепалку с соседним столиком.
– Счастливчик! – говорит он, игриво ущипнув эльзасца за руку.
Жозеф, улыбаясь, благодарит за эту знаменательную ночь.
Депеша, адресованная в Вандевр, извещает Зимлеров о прибытии Жозефа с последним воскресным поездом. Тэнтэн остался без обычной прогулки с дядей, а Лора – без его послеобеденной воскресной
Зато изумленная Кора познала страсть Жозефа, и нежность этой страсти удивила ее больше, чем сила.
Жозефу пришлось ждать двадцати девяти лет, прежде чем понять, что даже продажная любовь хочет, чтобы ее завоевывали, как настоящее счастье, и что в эти поцелуи вложено настоящее, некупленное чувство!
Итак, значит, есть радость, которую черпаешь в другом? Значит, радость только тогда радость, когда ее разделяет другой?
XII
Когда на следующий вечер Жозеф вошел в купе второго класса, он чувствовал себя несколько утомленным. Сквозь щели деревянной обшивки вагона проникал злой ноябрьский ветер. Зимлер улегся па узкую скамейку, обитую синим сукном, вздохнул и закрыл глаза.
Вдруг над самой его головой что-то грохнуло, будто обрушилась груда тарелок. Он привскочил, сел на скамейку и выругался. Какой-то молодой человек стоял, наклонившись над ним, и смущенно говорил:
– Я решил вас предупредить. Простите, что разбудил, но мы подъезжаем.
– Подъезжаем? Куда?
– К Вандевру.
Молодой человек улыбнулся, не скрывая своего удовольствия. Поезд, подминая под себя стрелки, летел сквозь тьму, постукивая, будто по булыжнику длинной-длинной мостовой.
– Боже мой! Значит, я проспал четыре часа! Большое спасибо, – сказал Жозеф, вставая. Он отметил с удовлетворением, что отоспался и чувствует себя неплохо.
– Не стоит благодарности, – ответил молодой человек с явным намерением продолжить разговор. Жозефу показалось, что где-то он уже видел этого высокого, элегантно одетого юношу… Видел эти близко поставленные глаза, длинный нос, белокурые усики, подчеркивавшие тонкий рисунок губ; и особенно это выражение – смесь почти женской иронии, светской сдержанности и ледяной вежливости, отличающее питомцев иезуитов, но не скрывавшее все же редкостного простодушия и наивности. Жозеф расхохотался.
– Если бы вы меня не разбудили, я проснулся бы только в Бордо.
– Да, вы спите здорово. Я слежу за вами с самого Парижа. Неужели вы не слыхали, как входили и выходили пассажиры?
– Ничего не слыхал. А разве вы меня знаете?
– Вы тоже меня знаете, хотя бы по имени. Я Гектор Лефомбер.
– Стало быть, это вы проходите по четыре раза в день по бульвару Гран-Серф?
– Да, из родительского дома на фабрику и обратно, – добавил молодой человек с несколько наигранной развязностью.
– Очень рад с вами познакомиться, – сказал Жозеф. Он поднялся и довольно холодно пожал протянутую ему руку.
– Я тоже очень, очень рад. Мы приедем минут через десять. Мне давно
Жозеф с удивлением взглянул на него. Молодой человек улыбнулся.
– Вы меня не заметили в «Мулен де ля Галетт?»
– Вас?
– Вот видите, я знаю и это. Мы с компанией друзей переоделись для большей безопасности художниками, чтобы не так бросаться в глаза.
Жозефу было неприятно, что его видели в «Мулен», в неположенной обстановке. Он не ответил и стал складывать дорожный плед. Но журчащий голос молодого Лефомбера пробивался сквозь грохот поезда:
– Я присутствовал и при вчерашней сцене. Простите мою невольную нескромность и примите мое искреннее восхищение. Я был с друзьями, народ всё не трусливый, но никто из нас не рискнул бы на такой поступок.
Жозеф с изумлением взглянул на робкое и смущенное лицо своего собеседника.
– Да, я рад, что представился случай познакомиться с вами. Вы, кажется, не понимаете?
Жозеф неопределенно мотнул головой, продолжая укладывать саквояж.
– Разрешите вам помочь? Нет? Вы удивлены моим словам? В нашем богоспасаемом Вандевре с вами обошлись по-скотски. Если бы вы лучше знали наши нравы и наших ископаемых… Впрочем, это не важно. Я хотел только вам сказать, что можно быть уроженцем Вандевра и не быть скотом.
Эльзасец не сдавался.
– Я очень польщен, поверьте…
– О нет, господин Зимлер, какое польщен! Я говорю с вами откровенно и поэтому, быть может, не совсем ловко, по я хочу сказать, что, как честный человек, я глубоко страдал от нанесенного вам оскорбления и в течение целого года наблюдал за вами с симпатией – нет, даже с восхищением. Можете относиться к моим словам как вам угодно.
Жозеф живо схватил его за руку.
– Я, господин Лефомбер, действительно рад это слышать. И вы понимаете, если бы я не уважал вашего батюшку…
– О, мой батюшка вполне достойный человек, но его ничто не интересует, кроме охоты и клуба. Поверьте, он голосовал, даже не зная, против чего голосует.
Узкая полоска огней вандеврского вокзала пробежала по окнам вагона. Стрелка за стрелкой, стрелка за стрелкой, вагоны, повинуясь им, подпрыгивали и дрожали. Жозеф и Гектор складывали саквояжи, цепляясь для устойчивости за багажные сетки. Их швыряло в тесном купе, а они улыбались друг другу при тусклом свете вагонной лампочки.
– Я много слышал о вас, – прокричал Гектор Лефомбер, который был на полголовы выше Жозефа.
– Где слышали?
– У Лепленье.
– У кого?
– У Лепленье… Вы, кажется, с ними немного знакомы?
– Да… немного.
Поезд пошел медленнее. Лефомбер снова сел, скрестил свои длинные ноги и просунул руку в суконную петлю с таким небрежным видом, как будто собирался по крайней мере заночевать здесь.
– Очень симпатичные люди, – заявил он, глядя на Жозефа своими карими, близко поставленными глазами.
– Очень, очень, – ответил Жозеф вполне искренне.
– Старик забавный!