И на всех одна звезда

Абзалова Виктория Николаевна

Увы, гость терялся в тенях, и что-либо рассмотреть было сложно, только то, что он не один — за спинкой кресла угадывалась еще один человек. Оставалось надеяться, что человек.

— Это не тот вопрос, который должен беспокоить вас в первую очередь, — уведомил гость с небрежным жестом.

Корде снова дернулся к колокольчику.

— На вашем месте, я бы не стал этого делать, — последовало предупреждение, прежде чем колокольчик с жалобным коротким треньканьем канул в траву за окном.

Вокруг кресла, в котором он сидел, вспыхнуло ровное голубоватое свечение, позволяя увидеть седого неопределенного

возраста мужчину, уютно расположившегося в кресле в расслабленной позе. В магическом свете лицо колдуна, — а то, что это колдун сомневаться не приходилось, — казалось неестественно белым, с каким-то мертвенным оттенком, а вместо глаз плескался сплошной мрак.

— Что вам надо?! — глупо кидаться с кинжалом на мага, которому нипочем вся защита дома.

— Вот этот вопрос правильный, — согласился колдун, — Во-первых, мне было любопытно откуда такой страх и ненависть. Это ведь даже не обычное предубеждение против темных побудило вас натравить храмовников на некоего Сивилла…

Фигура за креслом, все еще остававшаяся в тени, дернулась.

— Ну же, говорите, пока я еще намерен слушать вас! — распорядился 'гость' и голосе скользнули нотки легкого неудовольствия.

— Да, — протянул Корде, от охватившей его ярости, забывший обо всем остальном, — Я и тебя узнал… хорошо притворялся, выродок!

— Хорошо, пусть так, — деланно сокрушенно вздохнул Дамон, — хотя вы меня разочаровали… Перейду ко второй причине. Я представляю здесь интересы вашего внука.

— У меня нет внуков, нуждающихся в таких защитниках!!

— Видимо вы запамятовали, — снисходительно пояснил маг со значительной долей издевки, — Это простительно для настолько занятого человека. Я говорю о вашем старшем внуке, как раз том самом Сивилле.

Фигура за спинкой снова качнулась, и стали видны руки, судорожно вцепившиеся в спинку. На одной, левой, на безымянном и мизинце не хватало нескольких фаланг.

— Он мне не внук! — плюнул старик.

— Разве его не произвела на свет ваша дочь Азалия в этом самом доме восемнадцать лет назад в 26 день месяца Риурис? — удивился маг, и продолжил, покручивая на пальце морионовый перстень, — Роды были трудными, ребенок шел неправильно, да к тому же родился обвитый пуповиной, и если бы не сноровка акушерки, не имел шансов выжить… Благодаря качественному родовому проклятию. Подскажите мне, кто из вашего семейства мог так сильно ненавидеть бедняжку Азалию, недавно скончавшуюся от чахотки кстати… Об этом-то вы в курсе?…и ее будущего сына?

Перстень и мрак в глазах одновременно полыхнули искрами.

— Да! достойную женщину вы тоже обидели, не заплатив ей и половины положенной за услугу суммы, не говоря уж о каком-либо подарке, — скучающе добавил колдун еще одно обвинение.

— Шлюха, и дочь шлюхи!! — старый аристократ бесновался, утратив даже подобие достоинства, — Порченная ведьмина кровь!! Колдовское отродье! Опозорила семью нагуляв себе пузо с каким-то хлыщом, и пришла просить меня о прощении!! Такая же блудливая сучка, как и ее мать! Я принял ее даже зная, что ее папаша сгнил в храмовом изоляторе, а она сбежала с каким-то нищим капитанишкой…

— Если ты гнобил ее так же как меня, то ее можно только поздравить! — Сивилл не выдержал, рванувшись на свет, — Надеюсь,

что моя бабка жива и живет без тебя долго и счастливо!

— Грязный выродок! Будь ты и вся ваша линия про…

— Молчать. Хватит.

Двух негромких слов было достаточно, чтобы наступила тишина. Юношу трясло. Его дед, пунцовый от клокотавшей ярости, тяжело дышал.

— Картина в целом ясна, — заключил Дамон, — а теперь перейдем к главному. Умберто Корде, вы сию минуту просите прощения у своего внука. На могилу дочери, так и быть, можете сходить завтра… А затем вы примете его в род. Не волнуйтесь, все необходимое у меня с собой, я же и буду свидетелем.

— Только через мой труп!!!

— Это легко устроить, — безразлично сообщил маг, — После чего я обращусь с той же просьбой к вашему старшему сыну. Мне почему-то кажется, что он будет только благодарен мне. За наследство.

Дамон снизошел улыбнуться уголком губ, и не по себе стало даже Сивиллу, которого тот вроде бы защищал.

— Быть может, мы не будем зря тратить время?

— Нет!! Лучше проклятье, чем подачки от него!! — глаза юноши тоже казались почти черными.

— Значит, обойдемся без извинений, раз они не нужны.

— Я не буду… — заупрямился Сивилл, и Дамон чуть-чуть нахмурился.

Юноша сглотнул и опустился на колени перед стариком. Тот тоже медлил, и маг слегка прищурился, посылая точно выверенный импульс, — сердце Корде пропустило удар, и тот нехотя сдвинул рукав. Иногда старики цепляются за жизнь больше молодых.

Дамон поднялся с небольшой серебряной чашей в руках и ножичком. Тьма по-прежнему обволакивала его наподобие плаща. Он сделал надрез на протянутом костистом пергаментном запястье: прикосновение темного заставило старика содрогнуться от отвращения. Маг усмехнулся. После того, как Умберто Корде нехотя процедил положенную формулу, и провел рукой, оставляя на волосах и лбу юноши кровавый след, сказал:

— Свидетельствую!

Стоявшие на столе свечи вспыхнули сами по себе, пламя вначале было черным.

— Что ж, это все. Бумаги подписывать не будем, — нейтральные вроде бы слова сочились ядом, — Позвольте откланяться. Не скажу, что общение было приятным.

— Взаимно! — бросил аристократ, наблюдая как ненавистные темные уходят своими магическими путями.

Они оказались на том же пляже, где пару дней назад отдыхали все вместе, — свидетеле непринужденной беседы темного и светлой леди, — и Дамон отпустил почти висевшего на нем Сивилла. Тот обессилено рухнул на колени, взрывая пальцами песок и гравий. Его колотило как в сильнейшей лихорадке.

— Тише, мальчик, тише… — Дамон обнял задыхающегося от слез юношу, — Зато ты теперь под защитой, и никакое проклятие больше действовать не будет! Сила рода его нейтрализует… Прости за эту сцену… Что поделаешь, с такими людьми иначе нельзя! А теперь все будет хорошо, обещаю!

Мало-помалу, Сивилл успокоился.

— Извините… — выдал он севшим голосом, вытирая опухшие глаза чужим платком.

— Ничего, считай, что у тебя теперь новая жизнь, — улыбнулся Дамон.

— Я-то старый… — вяло заметил юноша. Принятый или не принятый в род, он по-прежнему оставался по меткому выражению мастера недоразумением.