И не таких гасили
Шрифт:
— Мой дворецкий, — представила мужчину Темногорская. — Что тебе, Антон?
— Комната господина Заслонова готова, — доложил дворецкий. — Вещи уже там. Будут какие-то распоряжения?
— Возьми это, — Темногорская указала на бинокль, — и отнеси туда же. Может быть, нашему гостю захочется продолжить рекогносцировку.
Она взглянула на Антонова.
— Я уже увидел все, что хотел увидеть, — сказал он, поклонившись, чтобы бросить незаметный взгляд в сторону Павлины. — Но, если дамы не возражают, я бы умылся и привел себя в порядок.
— Конечно,
— Да, — еле слышно подтвердила Павлина.
— Мне хватит получаса, — заявил Антонов.
Темногорская милостиво отпустила его взмахом руки, мол, «ступай, ступай», как будто рассматривала его как еще одного лакея, появившегося в доме. Это было бы забавно, если бы не касалось Антонова напрямую. Улыбку он сохранил, но она сделалась довольно кислой.
Его апартаменты, оклеенные темно-бордовыми обоями, выглядели мрачновато, а маломощные светильники и зеркала во всю стену не прибавляли интерьеру жизнерадостности. Комнат было две, и в обеих отсутствовали окна.
— А если мне захочется курить? — спросил подполковник у дворецкого по имени Антон.
На что тот с каменным лицом ответил:
— Здесь хорошая вентиляция.
Потрогав подушку, Антонов почувствовал, что она сыровата, и усомнился в словах дворецкого, однако капризничать не стал. В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Особенно если это женский монастырь, в котором обитают две столь непохожие друг на друга девственницы.
— Я могу разложить ваши вещи, — сказал дворецкий.
— Сэр, — машинально прибавил Антонов.
— Простите?
Свою профессию Антон осваивал явно не в Англии.
— Ничего, — сказал подполковник и махнул рукой, бессознательно скопировав жест хозяйки поместья. — Можешь идти.
Оставшись один, он заглянул в ванную комнату, а затем вернулся в спальню и расстегнул сумку. Для того чтобы молния разошлась, достаточно было повернуть колечко бегунка по часовой стрелке. Это не остановило бы желающих вспороть сумку или сломать застежку, но маленький секрет позволял удостовериться, что в вещах никто не рылся. По крайней мере, до настоящего момента.
Открыв кожаный несессер, Антонов извлек оттуда датчик, вмонтированный в корпус электробритвы. Он мог работать на батарейках, но для экономии Антонов воткнул штепсель в розетку, а затем вставил в уши пару миниатюрных беспроводных наушников.
Переключая «бритву» из одной розетки в другую, он прошелся по всем помещениям, медленно поворачиваясь из стороны в сторону. Индикатор светился ровным зеленым огоньком, что свидетельствовало об отсутствии аудио— и видеонаблюдения. Или о том, что в доме используется какая-то ультрасовременная аппаратура, в чем Антонов сильно сомневался.
Довольный результатами обследования, он принялся раскладывать вещи в шкафы и тумбочки, что давно стало для него привычным занятием. Очень скоро одежда и немногочисленные причиндалы заняли свои места на полках.
Планшетный компьютер и кое-какие мелочи были завернуты в полотенце и оставлены в сумке. Антонова несколько смутило отсутствие беспроводного Интернета в доме. Лишившись мобильника, он оказался отрезанным от мира и хорошо представлял себе, как волнуются в СМРТ, не получив от него ни единой весточки. Однако пока что выхода из этой ситуации подполковник не видел.
Возможно, позже, когда поближе сойдется с Павлиной, он попросит разрешения воспользоваться ее телефоном?
При мысли о девушке Антонов улыбнулся, а потом нахмурился. Что-то с ней было не так. Когда они остались одни в гостиной, ее глаза словно посылали безмолвные сигналы SOS. Гадая, чем она встревожена, Антонов покинул свои покои.
Едва он предстал перед Павлиной и ее толстой опекуншей, как Антон провозгласил, что ужин подан, и они втроем отправились в столовую, посреди которой стоял длинный стол, накрытый классической накрахмаленной скатертью. Столовое серебро и великолепный фарфор плохо подходили к бесхитростным блюдам, которыми потчевал их Антон в сопровождении угрюмого помощника с толстыми, негнущимися пальцами, затянутыми в не слишком свежие нитяные перчатки.
Всем троим подали по порции размороженного лобстера, затем подгоревшую свинину на ребрышках, целую гору жареной картошки, какие-то подозрительные соленья и, наконец, обычный магазинный торт с банальными кремовыми розами.
— Я люблю простую, здоровую пищу, — сообщила Темногорская, на бокале которой остались жирные отпечатки ее пальцев. — Все эти морские коктейли и суши-пуши не для меня. — Проследив за жестом Павлины, она смахнула крем с носа и облизала палец. — Вот сестрица моя — та просто помешана на новомодных яствах. Ей фуагру подавай.
Павлина смутилась, и Темногорская, довольная этим, расхохоталась, после чего поинтересовалась, не желает ли Антонов выкурить хорошую кубинскую сигару. Его вежливый отказ ее удивил.
— Разве вы не курите? — усомнилась она. — А мне показалось…
— Бросил, — сказал он, догадавшись, что Антон поделился с хозяйкой своими наблюдениями.
— Что ж, похвально, — прокомментировала Темногорская. — Это свидетельствует о наличии у вас силы воли. Качество редкое для современных мужчин, а потому особенно ценное. Не хотите ли поработать на меня?
Очки, поймавшие свет люстры, нацелились на Антонова, как два лазера.
— Кем? — спросил он.
— Наемником, кем же еще.
— Намечаются боевые действия?
— Как же без них во время войны?
Антонов посмотрел на Темногорскую, пытаясь разглядеть выражение ее глаз за сверкающими стеклышками.
— Разве идет война? — удивился он.
— Конечно, — подтвердила она.
— Кого? С кем?
— Всех. Со всеми. За финансы. За природные ресурсы. За территории и их население. За сферы влияния. — Устав перечислять, Темногорская подвела итог: — Все как всегда: деньги и власть, власть и деньги. У кого их нет, тот неудачник. Лузер.