И нет этому конца

Липкович Яков Соломонович

Постепенно в этом грохоте я стал различать какую-то систему и порядок. Одни пушки били где-то совсем близко. До меня не сразу дошло, что это наши батареи, обстреливавшие с левого берега немецкие позиции по ту сторону реки. Другие орудия гремели уже подальше. Это вели огонь, видимо, пушки на правом берегу.

Время от времени мое внимание привлекал какой-то странный — протяжный и нутряной — визг.

— Что это? — спросил я старшину. — Тезка мой!

— Какой тезка? — не понял я.

— А «ванюша»! Немецкий шестиствольный миномет, —

коротко объяснил он.

Я давно понял, что на войне он как рыба в воде. Прошел все: и отступление, и наступление, и госпитали. В санитарный взвод попал после ранения: собрался, по его словам, «чуток передохнуть»…

Что ж, может быть, и в самом деле по сравнению с передовой пребывание на переправе будет отдыхом? Ему лучше знать.

— Товарищу лейтенанте!

Это окликнул меня один из троицы, отличившейся по части выпивона. Если бывший учитель после истории с Панько незаметно стушевался и шагал в хвосте взвода, то эти трое, наоборот, старались держаться в авангарде. То ли хотели показать мне, что уже протрезвели, то ли Днепр притягивал. Только сейчас я запомнил их фамилии — Задонский, Коваленков и Чепаль. Почти Чапай. Постепенно я обнаружил, что они не так уж и похожи. И усы, и овал лица, и глаза — все у них разное. Даже ростом, что меня больше всего удивило, они не одинаковы. Задонский чуть ли не на полголовы выше. Он-то и окликнул меня.

— Чего вам? — грубовато спросил я, помня об их утренней провинности.

— Тут блызесенько баштан е…

— Какой еще баштан?

— Ну бахча з кавунами! Така овоч чи фрукт!

— Да я знаю, что такое кавун!

— Ну ясно — знаете, — поддакнул он и осторожно предложил: — Може, мы з хлопцами сходимо, наберемо?

— Чтоб потом меня под суд отдали?

— Та не виддадуть! Це колышний колгоспный баштан!

— Колхозный? Еще чище!

— Эх, товарищу лейтенанте! Таки кавуны пропадають!..

Хорошо, что старшина не слышал этого разговора, а то бы он тут же принял сторону земляков — любая пища для него дар божий, от которого грех отказываться…

Неожиданно забили зенитки. Их частые и отрывистые удары оттеснили все остальные звуки боя.

Небо впереди покрылось белыми хлопьями разрывов.

Вздрогнула под ногами земля.

— Что-то бомбят, — сказал я. — Интересно, что?

— Как что? — покосился на меня подошедший старшина. — Переправу!

3

Сперва в прозрачно-золотистом от солнца воздухе мы увидели тот берег. Широко раскинув крылья своих холмов, он круто возвышался над окружающей местностью. Его террасы и овраги были окутаны синеватой дымкой.

— От и Днипро! — воскликнул кто-то из санитаров.

Впереди сверкнула тоненькая ленточка.

Шлях, которым мы шли, внезапно исчез, и теперь перед нами было несколько дорог.

— Эй, кореш! — крикнул Саенков солдату, перематывавшему в сторонке портянки. — Где переправа?

— А на Днепре! — ответил тот.

— Это мы и без тебя знаем,

что на Днепре, — заметил старшина. — А по какой из этих дорог топать?

— А по какой хошь!

— Слушай, у тебя что, язык отвалится, ежели точнее скажешь?

— Ну чего привязался? — Солдат в сердцах скомкал и швырнул на землю непослушную портянку. — Видишь, делом занимаюсь?

— Тоже мне дело — портянки перематывать, — презрительно сказал старшина. — Пойдемте, товарищ лейтенант!

Мы выбрали самую широкую колею.

— Берите левее! — крикнул нам вслед солдат.

— Давай, давай, не отвлекайся! — насмешливо бросил в его сторону Саенков.

Дорога вывела нас к просторной песчаной промоине, густо поросшей все еще зеленым ракитником. Мы обошли ее краем и очутились на поляне, основательно перепаханной гусеницами танков. Дальше наш путь лежал между крохотным озерком с темно-бурой водой, из которой кое-где торчали жалкие поблеклые камышинки, и леском с притаившимися в нем «тридцатьчетверками».

На опушке стояли и разговаривали несколько офицеров. Один из них увидел нас и что-то сказал остальным. На всякий случай я козырнул, хотя расстояние между нами было весьма значительное и никаких претензий ко мне не могло быть.

— Товарищ командир! — услышал я, уже пройдя вперед.

Да, это меня. Наверно, их так же, как других, при виде моего штатского войска разбирало любопытство. Я подошел.

— Слушаю вас, товарищ подполковник! — обратился я к старшему по званию.

Тот кивнул на офицера с тонкими черными усиками:

— Вас просил подойти капитан.

Я шагнул навстречу пронизывающему взгляду, от которого мне стало не по себе.

— Лейтенант, что это за люди с вами?

Я сбивчиво ответил.

— А документы у них есть? — Голос капитана звучал жестко и вкрадчиво.

— Я не знаю, — растерянно признался я. — У нас есть список. Нам сказали, что этого достаточно.

— Покажите ваши документы…

Я вынул из кармана предписание, подал ему. Он внимательно прочел, потом взглянул на обратную сторону — нет ли там чего? Вернул предписание со словами, обращенными к подполковнику:

— Конечно, командующему виднее. Но я бы не рискнул брать в армию людей, бывших в оккупации, без предварительной проверки…

— Ну и хорошо.

— Что хорошо, товарищ подполковник?

— Что вы не командующий. Я полагаю, что нет лучшей проверки для солдата, чем проверка боем!

Здорово отбрил! Я был целиком на стороне незнакомого подполковника, хотя и сознавал, что капитан, возможно, в чем-то тоже прав. Даже среди моих санитаров мог кто угодно затесаться. В душу ведь каждому не заглянешь. Но подполковник как-то больше располагал к себе. Да и мысль, которую он высказал, была мне более по сердцу…

— Разрешите идти? — козырнул я в промежуток между обоими офицерами, ибо подполковнику по-прежнему было не до меня, а с капитаном я не хотел встречаться взглядом.