…И никаких версий. Готовится убийство
Шрифт:
На вопрос полковника, не знает ли она, кто был вчера у Журавля в гостях, Варвара Алексеевна молча взялась за голову. Ссылаясь на невыносимую головную боль, женщина поднялась с дивана и сказала, что не может больше разговаривать. Коваль видел, как на ее лице действительно все сильнее проступали красные пятна, понимал ее состояние и согласился продолжить беседу в другой раз. Кое-какую первоначальную информацию он все-таки сумел получить.
Если бы его спросили, какое впечатление произвела на него Варвара Алексеевна, он сказал бы, что женщина она
Впрочем, и неудивительно: о смерти в суматохе будней обычно не думают, но если она входит пусть даже не в твою дверь, а к соседу, то все равно бросает черную тень на все вокруг, оглушает, и от чувства, что она незримо присутствует рядом с тобой, не сразу удается освободиться.
3
Провожая полковника, Варвара Алексеевна выглянула на лестничную площадку. Коваль заметил, как вдруг загорелись ее глаза. «Вот одна, — пробормотала Павленко. — Эта самая Нина».
Дмитрий Иванович увидел худощавую женщину в пальто с дешевым, из искусственного меха, воротничком, вышедшую из лифта. Варвара Алексеевна, очевидно не желая встречаться с ней, буркнула полковнику: «До свидания», — и прикрыла за ним дверь. Дмитрий Иванович был уверен, что она осталась стоять в прихожей, прислушиваясь к тому, что происходит на лестничной площадке.
Молодая женщина подняла взгляд на незнакомого мужчину и остановилась. Лифт тем временем, загудев, ушел.
Коваль, сделав вид, что не обращает на нее внимания, не стал вызывать лифт, а начал спускаться по ступенькам. Увидев, что незнакомец уходит, Нина приблизилась к квартире Журавля и нажала на кнопку звонка.
В этот момент Коваль, словно что-то вспомнив, пошел обратно.
Женщина обернулась, потом взгляд ее заметался по двери, которая не открывалась. И, вдруг заметив, что дверь опечатана, она замерла в испуге.
— Полковник милиции Коваль, — представился Дмитрий Иванович. — Вы к кому?
Столбняк, охвативший женщину, прошел не сразу. Наконец она нашлась.
— Это Антона Ивановича Журавля… — показала на папку, которую держала в руках, пытаясь раскрыть ее непослушными пальцами, — его работа… Я машинистка из института. А что случилось?
Все слова она произнесла как-то робко, не глядя на Коваля, и легкая краска тронула ее молодое приятное лицо. Да и спросила она так тихо, словно не была уверена, имеет ли она на это право.
— Ваш сотрудник Журавель этой ночью погиб, — сказал Коваль.
— Что-о-о? — казалось, не расслышала женщина. — Погиб? Вы сказали: «Умер»? Как это?! Что вы такое говорите?!
Побелев, как снег, принесенный на сапожках, закрыв глаза, не пытаясь удержать выскользнувшую из рук полиэтиленовую панку, она прислонилась к стене и простонала:
— Не может быть! Почему?! Как?
Испугавшись, что женщина грохнется на пол, Коваль приготовился было подхватить ее, но она собралась с силами и, тяжело дыша, открыла глаза. Ее светлые, миндалевидные глаза стали какими-то странными, совсем бесцветными. Она уставилась этими пустыми глазами в полковника, потом почему-то кивнула, словно смиряясь со страшной новостью, механически взяла из рук Коваля поднятую им папку и с каменным лицом отошла от двери, направляясь вниз.
— Подождите, — остановил ее Коваль. — Как ваша фамилия?
— Барвинок.
— Нина?
Она кивнула.
— Институт машиностроения?
— Да. НИИ. А… — Женщина испуганно обернулась на опечатанную дверь, будто оттуда могла выползти смерть, и вдруг залилась слезами.
— Боже мой, боже мой, Антон, Антон Иванович… Антон Иванович, — повторяла она, уцепившись руками за перила. Усилием воли стараясь сдержать слезы, которые непроизвольно катились из ее глаз, глотая эти слезы, спросила: — Где же он?
Коваль пожал плечами: уже в морге.
— Да, да, — согласилась женщина. — Я понимаю. Ах, боже мой! Как же это случилось? Когда? Почему? Кто его убил?
Она была вне себя, как в полуобмороке. Топталась на первой ступеньке, словно не зная, на что решиться: идти дальше вниз или возвращаться назад.
Полковник внимательно наблюдал за ней.
— Хотите мне что-то сказать?
— Нет, нет, что вы?! — в глазах женщины появилось осмысленное выражение. — Я пойду?.. Да, да, я пойду, — сказала она, не ожидая ответа на свой вопрос.
— Хорошо, — согласился Коваль, — мы с вами побеседуем позже.
Машинистка, забыв о лифте, медленно спускалась по лестнице. Когда она скрылась на нижнем марше, Дмитрий Иванович, выждав минуту, посмотрел через застекленные рамы на лестнице вниз на бульвар, который начинал растворяться в лиловом зимнем свете. Ему еще раз захотелось увидеть Нину. Некоторое время она не появлялась в поле его зрения, а когда наконец полковник увидел сверху ее маленькую, будто согнутую от удара фигурку, с трудом признал в ней ту стройную, молодую женщину, с которой только что беседовал на лестнице.
Дмитрий Иванович обвел взглядом двери, выходившие на площадку, решая, кем же следующим из соседей Журавля нужно будет заняться оперативной группе.
В этом кооперативном доме, построенном еще во времена, когда жилищная кооперация на песчаной Русановке только разворачивалась, на каждом этаже находилось четыре квартиры: однокомнатная, две двухкомнатные и трехкомнатная.
Лучше всех в проекте была одинарка, в ней и жил Журавель — двадцатиметровая комната с балконом, небольшая, но уютная кухонька. Двухкомнатные были не намного больше по площади и казались одной большой комнатой, почему-то разделенной тонкой перегородкой. И наконец, трехкомнатная представляла собой «распашонку», где большая комната, от которой в обе стороны отходили две крохотульки, выглядела просторным холлом перед спаленками…