И плачут ангелы
Шрифт:
Джонатан обожал торговаться — таким способом он поддерживал свою репутацию безжалостного дельца. Крейг оценивал состояние деда в десять миллионов: ему принадлежали Кингс-Линн и еще четыре фермы, а также шахты Харкнесса, которые и после восьмидесяти лет эксплуатации выдавали пятьдесят тысяч унций золота в год. За свою жизнь дед предусмотрительно обзавелся собственностью за пределами страны — в Йоханнесбурге, Лондоне и Нью-Йорке.
«Пожалуй, десять миллионов — это нижний предел», — подумал Крейг и принялся торговаться так же азартно, как
Наконец они сошлись в цене.
— Да они и половины этого не стоят, — проворчал Джонатан.
— Баву, у меня есть еще два условия.
Джонатан подозрительно прищурился.
— Во-первых, ты мне их завещаешь — всю коллекцию, включая дневники Зуги Баллантайна и записи сэра Ральфа.
— Роланд и Дуглас…
— Они получат Кингс-Линн и шахты Харкнесса, а также все остальное — ты ведь сам говорил.
— Это точно! — ворчливо согласился Джонатан. — Уж они-то не пустят наследство по ветру в отличие от тебя.
— Вот пусть и забирают, — безмятежно улыбнулся Крейг. — Как ты верно заметил, они Баллантайны. Я хочу получить только дневники.
— А второе условие? — требовательно спросил Джонатан.
— Ты позволишь мне ими пользоваться.
— То есть как это?
— Я буду читать любой из них, когда захочу.
— Крейг, на кой черт они тебе понадобились? Раньше тебе было на них наплевать. Сомневаюсь, что ты прочитал хотя бы те три, которые лежат у тебя.
— Я их просмотрел, — стыдливо признался Крейг.
— А сейчас-то что с тобой стряслось?
— Сегодня утром я заехал на старое кладбище в Ками. Там есть могила Виктории Меллоу…
Джонатан кивнул:
— Тетушка Вики, жена Гарри. И что же?
— Я стоял там, и меня охватило странное чувство. Как будто она звала меня… — Крейг смахнул упавшую на глаза прядь, не в силах поднять взгляд на деда. — И вдруг мне захотелось узнать о Виктории побольше — и об остальных тоже.
Они помолчали.
Наконец Джонатан кивнул:
— Ладно, я принимаю твои условия. Наступит день, когда все дневники перейдут к тебе, а до тех пор ты можешь их читать, когда захочешь.
Джонатан был невероятно доволен сделкой: к сожалению, ни Дуглас, ни Роланд интереса к семейной истории не проявляли, и если Крейг действительно заинтересовался дневниками, то теперь будет кому их оставить. А пока, возможно, внук станет почаще наведываться в Кингс-Линн.
Джонатан выписал чек и поставил изящную завитушку росписи. Крейг сходил к машине, достал со дна рюкзака три переплетенные в кожу тетради и вернулся в дом.
— Небось спустишь все деньги на эту твою лодку! — укоризненно проворчал Джонатан.
— Ну, не все…
Крейг положил дневники на стол.
— Ты мечтатель! — Джонатан протянул ему чек.
— Иногда я предпочитаю мечты реальности. — Крейг внимательно глянул на сумму чека и положил его в карман.
— В том-то вся и беда, — пробормотал Джонатан.
— Баву, если начнешь читать мне лекции, я уеду в город прямо
Джонатан примирительно поднял руки.
— Ладно, — хмыкнул он. — Твоя комната в том же виде, в каком ты ее оставил, — если, конечно, ты хочешь ею воспользоваться.
— В понедельник у меня назначено собеседование с офицером-вербовшиком, но выходные я проведу здесь — если ты не против.
— Я позвоню Тревору и договорюсь о собеседовании.
Тревор Пеннингтон был помощником комиссара полиции: Джонатан считал, что начинать следуете верхних ступенек лестницы.
— Джон-Джон, лучше не надо.
— Не будь идиотом! — сердито ответил Джонатан. — Учись использовать любое преимущество — такова жизнь.
Он взял первую из трех тетрадей и торжествующе погладил переплет узловатыми пальцами.
— Можешь идти, — распорядился старик, надевая на нос очки в тонкой оправе. — В Квинс-Линн сегодня играют в теннис. Жду тебя вечером, выпьем еще по стаканчику.
В дверях Крейг оглянулся: дед, сгорбившись над тетрадью, целиком перенесся в мир детства, читая строчки, написанные выцветшими чернилами.
Квинс-Линн был отдельной фермой, хотя на протяжении семи миль имел общую границу с Кингс-Линн: Джонатан добавил этот участок к своим владениям в период Великой депрессии. Он купил землю за пять процентов ее реальной стоимости и расширил территорию «Сельскохозяйственной компании Ролендс» на восток.
Здесь жили Дуглас Баллантайн — единственный оставшийся в живых сын Джонатана — и его жена Валери. Дуглас, финансовый директор компании «Ролендс» и шахт Харкнесса, также занимал пост министра сельского хозяйства в правительстве Яна Смита. Крейг надеялся, что ему повезет и дядя Дуглас окажется в отъезде — по делам коммерческим или государственным.
Дуглас Баллантайн однажды прямо высказал племяннику свое мнение о нем: «Крейг, в глубине души ты настоящий хиппи. Подстриги наконец свои лохмы и займись делом: нельзя же всю жизнь болтаться, надеясь, что Баву и остальная родня повезут тебя на себе».
Вспомнив этот разговор, Крейг поморщился.
Резко запахло коровьим навозом: показались скотные дворы Квинс-Линн. Громадные красно-коричневые быки породы африкандер с горбом на спине и свисающим чуть не до земли жирным подгрудком были источником знаменитой родезийской говядины, почти столь же известной, как и мраморная японская. Обязанность Дугласа Баллантайна как министра сельского хозяйства состояла в том, чтобы, несмотря на экономические санкции против Родезии, мир не лишился этого деликатеса. Путь говядины в лучшие рестораны мира лежал через Йоханнесбург и Кейптаун — правда, по дороге она меняла название, но гурманы узнавали ее под любым именем, и запретность плода лишь добавляла блюду пикантности. Точно такой же путь проделывали родезийский табак, никель, медь и золото, а в обратную сторону шли бензин и дизельное топливо — популярная наклейка на машинах гласила: «Спасибо, Южная Африка!»