…И пять бутылок водки

Демин Михаил

– А что бы ты, к примеру, мог посоветовать? – спросил, подаваясь к нему, Проценко.

– Да я же повторяю: меня и слушать не станут!

– А ты мне скажи! – усмехнулся парторг. – Я потому тебя и вызвал одного, понимаешь? Говори, выкладывай! Обсудим на пару.

– Н-ну, если так, – помедлив, проговорил Наум Сергеевич.

– Именно, так. И перестань метаться. Не бегай. Сядь!

– Что ж, единственный выход – по-моему – заново перетасовать колоду, – сказал, присаживаясь на край стола, Наум Сергеевич. – Переиграть все и найти другие фигуры – понимаешь? Мы убьем сразу двух зайцев: выправим отчетность и, одновременно, нанесем ущерб блатным… Пусть даже те, кого мы возьмем, будут и неповинны в данных преступлениях – все равно, раз это воры, значит в чем-то они, без сомнения, виновны; что-нибудь у них непременно числится в прошлом. Или – ожидается в будущем… Так что, в принципе, мы будем правы! Наша задача ведь – борьба с преступным миром, не так ли? Ну, а в этом плане хороши любые средства. Любые! Самые рискованные!

– Которыми ты, собственно, и пользуешься, – небрежно, как бы вскользь, проговорил Проценко.

– В общем, да, – сказал Наум Сергеевич, – пользуюсь. При вашем согласии…

– Или – попустительстве, – натужно пробормотал парторг.

– Как бы то ни было – заметил, отходя от стола, Наум Сергеевич, – со мной всегда все в порядке. Дела, проходящие по моей группе, закрыты все до единого! И прокурорский надзор еще ни разу ни к чему не придрался. Чего о Новицком, например, сказать нельзя.

– Д-да, это верно…

Проценко помолчал, насупясь. Постучал ногтями по столу – по груде бумаг. Затем поднял к собеседнику глаза:

– Ну, а если мы примем твой вариант… У тебя – конкретно – есть кто-нибудь на примете. Только – конкретно… а?

– Надо подумать, – поджал губы Наум Сергеевич, – да, надо подумать…

Внезапно он встрепенулся, шагнул к парторгу. И потом – негромко, медленно, глядя на него в упор, сказал:

– Послушай, дней десять назад мы приняли телефонограмму из Хабаровска – помнишь?

– Ну? И что же?

– Так вот же тебе решение проблемы! Если я не ошибаюсь, там было сказано, что к нам, сюда, едет группа блатных. Во главе со здешним, полтавским жуликом… Как его имя? Дай Бог память… Кажется – Беляевский, не так ли?

– Так, так, – подтвердил Проценко, сразу оживившись, начиная уже догадываться, постигать – в чем суть. – Фамилия Беляевский. Кличка – Интеллигент. Судя по всему, он со своей шпаною должен прибыть со дня на день… Если уже не прибыл.

– Нет, – уверенно заявил Наум Сергеевич, – пока не прибыл. Я знаю точно.

– Откуда? – удивился парторг, – Из каких источников?

– Из агентурных, – скупо и четко сказал Наум Сергеевич.

– Но эта твоя агентура – надежна?

– Вполне.

– Кто же это?

– Один человек, – уклончиво ответил Наум Сергеевич, – он на меня давно работает. И еще ни разу не подводил.

– Значит, как только Интеллигент появится – ты будешь сразу же извещен?

– Конечно, – пожал плечами Наум Сергеевич, – а как же? Моя система работает бесперебойно. Стоит ему только слезть здесь с поезда, и сразу же он окажется в капкане.

Полтава, Полтава! – Блатные ожидали ее с нетерпением. Долгий путь утомил их и принес немало разочарований. Хотелось поскорее добраться до места, сменить обстановку – и потому последние эти версты пути казались особенно долгими и томительными.

Угрюмо рассевшись по вагонным лавкам, ребята курили папиросы – курили на пустой желудок. Они ничего не ели с утра и не успели опохмелиться. Да и табак был тоже на исходе. Малыш всю дорогу помалкивал, насупившись, упершись локтями в расставленные колени. Копыто брезгливо посасывал окурок и напевал вполголоса – бормотал тягуче:

Ремесло я выбрал кражу,из тюрьмы я не вылажу,и тюрьма скучает без меня.

Малыш шевельнулся, шумно вздохнул. И подхватил басовито:

И сколько б я по тюрьмам не сидел,не было мгновенья, чтоб не пел…

Примостясь в уголке, у окна, Игорь поглядывал на друзей и думал о том, что судьба всегда почему-то идет наперекор его стремлениям, разрушает все помыслы и планы. Вот и на сей раз: так все, вроде бы, хорошо задумывалось, начиналось… А в результате – завершилось распадом, бегством, предательством. Одна надежда теперь – на эту парочку! Она не предаст, не отколется. Малыш и Копыто – воры природные, другой участи у них нет. И поют они сейчас про самих себя; они, кстати, отлично спелись. «А вот, как будет между ними, – думал Игорь, – и мною? Они, конечно, раздражены, устали, теперешняя их отчужденность понятна. Но все же нельзя допускать, чтобы они, в дальнейшем, отбивались от рук. Что ж, Бог даст, приедем в Полтаву – все снова наладится… Там они станут смирными… Скорее бы, скорей бы уж добраться туда!»

– Душно здесь, – пробормотал Малыш, – пойтить, что ли, проветриться…

Он медленно встал и, поворотясь к приятелю, мигнул глазом:

– Айда!

И сейчас же, соскользнув с лавки, Копыто одернул пиджачок. И неслышно, мягко, шмыгнул вслед за Малышом.

Сгустилась ночь за окнами. Потекли, заструились мерцающие брызги звезд. Смешиваясь с ними, плескались и гасли багряные искры, вылетавшие из трубы паровоза; огненная вьюга бушевала над трассой. Неумолчно и гулко стучали на стыках колеса – они отсчитывали последние километры…

Игорь глянул на часы: двенадцать без четверти. Осмотрелся. Купе пустовало. «Где ребята, черт возьми?» – подумал он с беспокойством и вышел в коридор – осмотреться.

Вагон затихал помаленьку; людская толчея и гомон сменялись сонным покоем. Кто-то похрапывал уже, кто-то рассказывал звучным полушепотом очередной дорожный анекдот.

– Ходит по степи мужик с ведром – ловит сусликов, – неторопливо, со смаком, повествовал любитель анекдотов, – подойдет к норе, посвистит. Ну, суслик, конечно, отвечает. Тогда мужик плещет в нору из ведра. Суслик выскакивает. И он его – в торбу. Ну, вот… Подходит он, значит, к очередной, большой норе. Свистит. Ждет. И оттуда вдруг – со свистом – выскакивает паровоз! – Рассказчик умолк и затем добавил – при общем смехе: – Это он ошибся – подошел к тоннелю.

По соседству с этой компанией – в конце вагона – помещалась другая. Там шла игра. Стучали костяшки домино.

А возле самых дверей, вытянувшись на нижней полке, лежал громоздкий, длинноногий парень. Широкие ступни его в нитяных, заштопанных носках, свисали с полки и загораживали проход.

– Эй, дядя, – сказал Игорь, – убери протезы – дай пройти.

– Чего? – сонным мятым голосом спросил парень, приподнимаясь. – Чего надо?

– Убери свои ноги, говорю!

Бессмысленно глядя на ноги, парень моргнул. Пошевелил ступнями. И затем сказал – вновь вытягиваясь на полке: