И розы, алые, как кровь / Blood Red Rose
Шрифт:
ЛИЗЗИ. Он положил розу в мой гроб, пачку листов со своими стихами, единственный его экземпляр, потом меня похоронили, а мои волосы продолжали расти.
РЁСКИН. Сотни и сотни рисунков Тёрнера, совершенно неизвестные, сотни…
ЭФФИ. Роза, могу я поговорить с тобой? Пожалуйста?
РОССЕТТИ. Нет.
ЛИЗЗИ. Он дал мне розу, алую, как кровь.
2
(Поют птицы. РОЗА и РЁСКИН в саду. Она рисует).
РЁСКИН. Роза?
РОЗА.
РЁСКИН. Мы же с тобой друзья. Зови меня по имени.
РОЗА. Если вы не сочтете это неподобающим.
РЁСКИН. Если ты будешь звать меня по имени, я сочту это безмерно добрым деянием.
РОЗА. Мне хочется быть доброй, но только когда это не вызывает неудобств.
РЁСКИН. Не так и давно ты давала мне разные смешные прозвища. Святой пончик – одно из них. Пушок. Попугайчик. А называл тебя моя маленькая домашняя мышка.
РОЗА. Тогда я была ребенком. Теперь выросла, и многое изменилось. Но я с такой любовью вспоминанию визиты на Датский холм. Вы представляли нас своим свиньям и пытались убедить меня, что они говорили на гэльском языке. Я помню легкое разочарование из-за того, что не выглядели вы в полной мере, как Бог. После рекламной компании, которую провела моя мама, я ожидала именно этого. Знаменитый мистер Рёскин, великий мистер Рёскин согласился давать уроки рисования моей маленькой девочке. И это были восхитительные уроки. Уроки видения, на самом деле. Уроки жизни. Вы учили меня жизни.
РЁСКИН. Ты была божественной маленькой девочкой.
РОЗА. Мне пора домой. В воздухе чувствуется прохлада. Я – создание хрупкое, и все такое.
РЁСКИН. Лишь после того, как я скажу тебе слово. Ты позволишь сказать тебе слово?
РОЗА. Конечно. И что это будет за слово? Памперникель – хорошее слово. И шарманка тоже. Однажды я видела на улице цыгана, который, как оглашенный, крутил ручку шарманки. Вы когда-нибудь крутили ручку шарманки, мистер Рёскин?
РЁСКИН. Роза, мы с тобой дружим уже долгое время.
РОЗА. Может, оно только кажется долгим.
РЁСКИН. С тех пор, как тебе было одиннадцать.
РОЗА. Одиннадцать лет. Моя тогдашняя кожа уже износилась. Теперь у меня совсем другая кожа.
РЁСКИН. Это прекрасная, идеальная кожа. И тебе уже восемнадцать. Ты выросла у меня на глазах.
РОЗА. Полагаю, это то же самое, что наблюдать, как закипает вода.
РЁСКИН. Это было чистое удовольствие. Надеюсь, я был тебе хорошим другом.
РОЗА. Вам нравится этот рисунок? Я хотела нарисовать маму, но никак не получалось, вот я и решила нарисовать лошадь.
РЁСКИН. Ты выросла в красивую молодую женщину.
ЛИЗЗИ (смотрит на них вместе с остальными из другого пространства-времени). Осторожнее, детка. Сейчас начнется.
РОЗА. Вы мне льстите, мистер Рёскин.
РЁСКИН. Джон. Пожалуйста, Джон. И я тебе не льщу. Ты не должна стесняться своей красоты, Роза. Твоя красота – дар Божий, то самое, что восхваляют художники и поэты.
ЛИЗЗИ. Особое Божье проклятье. Пища для шакалов.
КРИСТИНА. Гоблинский фрукт. Символизирует смерть.
РОЗА. Вы меня смущаете, мистер Рёскин.
РЁСКИН. У меня и в мыслях такого
ДЖЕЙН. Слишком поздно. Вот оно.
РЁСКИН. На самом деле, Роза, я тебя люблю, очень сильно, и всегда любил.
КРИСТИНА. Ох, теперь он это сказал.
ДЖЕЙН. Это отвратительное слово.
СУИНБЁРН. Будь это пьеса, я бы встал и ушел.
РОЗА. И я люблю вас, мистер Рёскин.
КРИСТИНА. Не говори ему этого.
ДЖЕЙН. Какая глупая девушка.
РЁСКИН. Джон. Зови меня по имени. Джон. Почему ты так меня не зовешь?
РОЗА. Джон. Джон Рёскин, известный всему миру писатель и художник. Джон Рёскин, покровитель искусств. Джон Рёскин, мировая знаменитость. Джон Рёскин. Имя вам подходит. Как и фамилия. Куда лучше, чем Перегрин Пикль. Или доктор Пердустл.
РЁСКИН. Я надеюсь, эта фамилия подойдет и тебе.
РОЗА. Премного вам благодарна, мистер Рёскин, но я не думаю, что фамилия Пердустл мне подойдет. Да и потом, фамилия у меня уже есть. Как и имя. Роза. Оно мне нравится. И привыкла я на него отзываться. Что же касается фамилии, Ла Туш, пожалуй, я от нее не в восторге. Какая-то в ней ложная красота, и подразумевается показушность, как у жуликоватого персонажа в якобитской пьесе. Порядочная девушка, по моему разумению, должна стремиться избегать всех форм показушности, за исключением, разумеется, тех случаев, когда надобно скрыть потерю добродетели.
РЁСКИН. Роза, вы сделаете меня самым гордым человеком на земле, если дадите согласие на святое бракосочетание.
ЛИЗЗИ. Беги. Беги, как ветер.
РОЗА. Кто? Я? Вы говорите со мной?
РЁСКИН. Разумеется, я говорю с тобой. Здесь больше никого нет, так?
РОЗА. Вы действительно хотите жениться на мне? Вы? Чтобы мы стали мужем и женой?
РЁСКИН. Я любил вас долгих семь лет. Молча. Терпеливо ждал, пока ты повзрослеешь. Я буду к тебе добр, клянусь. Материально я очень хорошо обеспечен. Мы будем путешествовать, жить в прекрасных условиях. Со всеми удобствами. И здесь, и в Италии, где ты пожелаешь.
РОЗА. Я не знаю, что и сказать.
КРИСТИНА. Скажи – нет.
РЁСКИН. А в чем проблема? Мой возраст? Мне только сорок семь. Это не старость.
РОЗА. Но вы кажетесь старым. В сравнении со мной. Я только-только перестала играть в куклы. Почти перестала.
РАСКИН. Ты хочешь сказать, что не можешь представить меня в этом статусе.
РОЗА. Не знаю, как я смогу вас себе представить. Я знаю, как думала о вас в прошлом: милый, старый, добрый, пухлый дядюшка. И да, переход к восприятию вас, как супруга, будет непростым. А кроме того, не думаю я, что мои родители дадут согласие.
РЁСКИН. Почему? Я богат. Знаменит. Я смогу дать тебе все.
РОЗА. Да, но, видите ли, вы им не нравитесь.
РЁСКИН. Разумеется, я им нравлюсь. И всегда нравился.
РОЗА. Не так, чтобы очень. И им не нравятся ваши друзья.
РЁСКИН. Мои друзья? Почему? Что не так с моими друзьями?
РОЗА. Они верят, что вы общаетесь не с теми людьми.
РЁСКИН. Как это, не с теми?
РОЗА. Вы знаете. С художниками, натурщицами, поэтами и так далее. С таким ужасным человеком, как Россетти.