И с тех пор не расставались. Истории страшные, трогательные и страшно трогательные (сборник)
Шрифт:
Она смотрит на меня, румяная, довольная, в глазах сияет ты за меня.
Помолюсь, говорю.
Что? Спрашивает. Что ты сказал? Я. За тебя. Помолюсь. Говорю я.
Улыбка исчезла. Румянец стал красной сыпью.
А, говорит бесцветно. Спасибо.
Ничего, говорю, пожалуйста.
Иди, говорит, не стой в луже.
Пойду, говорю. Пойду.
Пойду.
Кукушонок
…Всех сторонилась, почти не разговаривала, только смотрела, не мигая, темными непрозрачными глазами. У нее был неприятный, тревожащий взгляд, как будто она уже задала вопрос и ждет ответа. Что тебе? Спрашивали мы, раздражаясь, но она только качала головой и отворачивалась.
Мы никак не могли понять – почему ее включили в команду? Маленькая, слабая, ни красоты, ни живости, ни особенных каких-то талантов, сколько она продержится, такая? Но, видимо, кто-то на предварительном собеседовании увидел ее дар – еще неразвитый, почти незаметный – и вот, пожалуйста, одиннадцатый, внеплановый член группы сидит на кухне в углу и смотрит на входящих неподвижным вопросительным…
…Как жидкость принимает форму сосуда, в который ее наливают. Она не просто отражала своего собеседника – это мы
…Было ли у нее хоть что-то свое: мысли, интересы, интонации, голос, походка, прическа… даже цвет кожи у нее менялся, неизменным оставался только раздражающий, как зуд, вопросительный взгляд матовых темных глаз, но она стала чаще моргать, научилась улыбаться, и в конце концов мы привыкли и к взгляду, и полюбили ее, как любят только себя, и даже я – я корю себя за это, – даже я в конце концов…
…Выигрывая состязание за состязанием. Шаг за шагом она уходила вперед, оставляя нам обертки и шелуху. По правилам, после каждого конкурса одна из проигравших покидала группу, и вот нас стало десять, потом девять, потом восемь. Мы начали держаться вместе, мы забыли прежние – обычные среди женщин – ссоры, нас больше не интересовало, кто съел из холодильника обезжиренный йогурт и кто не положил на место фен, мы хотели только выстоять, а она, казалось, даже не замечала, что мы сплотились против нее. Дар ее разросся, стал огромным, как небо, и она шла на состязание, протягивала руку и просто брала то, о чем мы мечтали, как будто это было невысоко висящее яблоко или бутерброд на тарелке, и не было ничего, что мы могли бы…
…Ни малейшего шанса. Я была совершенно вымотана бессонницей и нескончаемой головной болью, мне хотелось только, чтобы все это побыстрее кончилось. Она сидела на краешке моего стола и за что-то выговаривала нашей темнокожей уборщице, и уборщица, обычно обидчивая и крикливая, улыбалась ей довольно и кокетливо, как своему отражению, и даже раз или два поправила на голове косынку, будто и впрямь смотрелась в зеркало. Потом уборщица ушла, а она повернулась ко мне, и я увидела, как стремительно светлеет ее кожа, как становятся бледнее и тоньше налитые губы, а на остреньком подбородке появляется едва заметная ямочка – моя ямочка! Я встала и вышла из комнаты, мне было…
…Конечно же, победила. Я просто не стала участвовать, сказалась больной, и подарила ей победу в последнем конкурсе, украв удовольствие от нее. На торжественный прием по случаю окончания программы пригласили всю команду. Десять неудачниц в вечерних туалетах безуспешно пытались напиться, а победительница стояла посреди залы в короне, в атласной ленте через плечо и запросто беседовала с самим… неважно, пусть будет NN – мы все втайне мечтали об этой чести с самого начала программы. И, как всегда, она не просто беседовала, она была NN – та же изящная, гладко причесанная голова, тот же крупный породистый нос, те же немного тяжелые брови и, главное, тот волшебный голос. NN выглядел не просто довольным, он был совершенно очарован, и десять пар безутешных глаз, не отрываясь, глядели, как он все чаще подносит ее руку к губам, как раз от раза все дольше…
…Откуда взялся, кто его притащил на торжественный прием? Внезапно у дверей послышалась возня, и мохнатый черно-белый шар пронесся через залу и запрыгал в ногах у NN. NN засмеялся, отпустил ее руку и присел к шару, довольный шар встал на задние лапы, оперся передними NN на колено, высунул розовый в темных пятнышках язык и попытался лизнуть его в лицо. Смотрите, сказал NN, смотрите, какой забавный! Да, сказала она, странным невыразительным голосом, забавный. Да вы не на меня смотрите, настаивал NN, вы на него… он выпрямился и сунул болтающий лапами шар прямо ей в руки, смотрите же! Она закусила губу и посмотрела на шар. Шар посмотрел на нее, вывалив язык в пятнышках. Через секунду они вдвоем бежали к двери, распугивая звонким лаем…
Вдвое
…Я, говорит, хочу похудеть килограммов на пятьдесят и на тридцать лет помолодеть, а третье желание пока отложим, я его потом обдумаю, ей, понятно, хорошо, она в годах и в теле, может вот так, с размахом, а враг у ней – дамочка субтильненькая, тощенькая такая, бледненькая, в ней, может, всего килограммов сорок пять в одежде, а по условиям-то договора ей все должно достаться вдвое, и, значит, если условия выполнять, бедняжечка просто исчезнет и даже родится не скоро, а у ней семья, сын-школьник, это ж все последствия надо учитывать, ну, наши заметались, что вы, говорят, зачем вам худеть, вы такая интересная дама, вам и не пойдет худоба, у вас кость широкая, ключицы торчать будут неэстетично, и что хорошего будет, если вы сразу настолько помолодеете, ну станете бессмысленной милашкой, каких тысячи, желайте лучше несметных богатств или там власти, а если хотите вражине насолить, то можно пожелать камень в почке, у ней тогда будет два камня, а она только посмеивается, нечего, говорит, договор есть договор, я его кровью подписывала? Подписывала, вот и будьте любезны, в общем, выполнили ей желания, я же и выполнял, хотя начальник отдела, конечно, рвал и метал, какой, кричал, идиот выдумал с бабами договоры заключать, у баб и души-то никакой нет, только зря время и средства тратите, как будто они бесконечные, он по-другому, понятно, выразился, но я его слов повторять не буду, чтоб не смущать никого, а баб, что у них души нет, ему потом припомнили, в стенгазете протянули как мракобеса и квартальной премии лишили, наши смеялись в курилке, что он тоже вдвое получил, в общем, эта, как и заказывала, похудела-помолодела, а вторая, конечно, исчезла, кто-то из теоретиков говорил, что ее в другое измерение выкинуло, и она там теперь живет с отрицательным возрастом и весом, но я не верю, что еще за другое измерение, а эта от третьего желания отказалась, хотя я и предлагал, вы, говорит, и без того мне их три выполнили, и по щеке меня потрепала, и, что характерно, ключицы у нее несильно торчали, сложение, видать, такое…
Мы вам будем очень рады
…Я не так уж часто хожу в этот ресторан, он мне не по карману, поймите меня правильно, денег нам хватает… хватало, но больше на самое необходимое, еще же девочка растет, ей все время что-нибудь нужно, сами знаете, дети, а мне иногда хочется вот так зайти и почувствовать себя… так что я себе позволяю, раза два в год, ну, три, но не чаще, на день рождения, потом в декабре, если к Рождеству прибавка, ну и когда «спортинг» выигрывает, «спортинг» мне тоже не по карману, верней, не по чину, вы понимаете, мне болеть за «спортинг»,
…Не знаю, что бы вы сделали на моем месте, и вы тоже не знаете, я вот готов с вами поспорить, что не знаете, все думают, что знают, я и сам думал, а потом пошел поужинать в ресторан и ушел не то что несолоно хлебавши, а вовсе не хлебавши, даже глотка пива не отпил, хотя и заплатил за него, конечно, так бы они мне и позволили уйти, не заплатив, и вот представьте, выхожу я, не сказать, что неудовлетворенный, но очень какой-то весь взбудораженный, взвинченный какой-то, и в руке ведерко голубое, пластмассовое, а в ведерке маленький живой краб, его как достали из аквариума, он еще меньше оказался, то ли сдулся, то ли стекло у них там, в аквариуме, обманывает, и вот я несу краба в ведерке и думаю, что же я делаю, зачем, думаю, мне краб, не умею я с крабами, у меня даже рыбок никогда не было, в детстве я хотел лягушку белую, родителей просил, но они отказались, особенно мама была ни в какую, не нужен, говорила, тебе этот ужас, у нее же все внутренности наружу, так и не купили, кошка вот у меня была, хорошая кошка, толстая, мягкая, все на кровати лежала, на моей половине, пропала вдруг, день нету, два, жена с девочкой ее искали, на улицу ходили, объявления развешивали, так и не нашлась, девочка очень плакала, говорила, краб ее съел, а как такой маленький краб может съесть большую кошку, смешно, я так девочке и сказал, она не поверила, конечно, сами знаете, дети, если что себе вобьют в голову, а потом она сама тоже куда-то делась, до сих пор ума не приложу, куда, ладно, кошка, кошки иногда так прячутся, что сами не понимают, куда они так спрятались и как им теперь найтись, но чтобы целая девочка, довольно, к тому же, крупная для своего возраста, очень неприятно было, жена кричала, так кричала, тарелки била, тоже потом пропала, знаете, даже удивительно сейчас об этом вспоминать, то была-была, шумела и вдруг нету, краб, тот всегда на виду, хоть и маленький, я аквариум ему купил, не такой огромный, как в ресторане, но тоже хороший, дорогой, с толстыми стеклами, камешков туда накидал, лесенку поставил, чтобы он выбирался подышать, и он если не в аквариуме, то в ведерке в своем любимом сидит или по комнате за мной ходит, ножки у него маленькие, частые, помните, я говорил, он ими смешно так цокает, тык-тык-тык по паркету, слышно всегда, где он, в гостиной, или в ванной, или в детской, игрушки складывает, очень хозяйственный краб оказался, все у него всегда прибрано, все сложено, все блестит, жена только вид делала, что убирает, а сама постоянно беспорядок устраивала, то платье снимет и на стул кинет, и оно, как тряпка, со спинки свисает, и еще рукав у него на обратную сторону отвратительно вывернут, швом наружу, то крышка от кастрюли не стоит в шкафу на подставочке, а на столе валяется, про девочку даже говорить не хочется, как придет из школы, как разбросает вещи, я все время за ней подбирал, теперь-то хорошо, все сложено, все на местах, все чистенько, из кухни пахнет вкусно, вот принюхайтесь, я даже не знаю, что это так благоухает, спрашивать бесполезно, все равно не ответит, очень любит сюрпризы устраивать, может, вы останетесь на ужин, нет, правда, оставайтесь, мы с крабом были бы очень рады, к нам так редко сейчас заходят, раньше постоянно кто-нибудь обедал или чай пил, а сейчас не заманишь никого, такое ощущение, будто избегают, хотел бы я знать, почему…
Утешение
Когда Терезе говорили, что она выглядит значительно моложе своих лет, – это была неправда, Тереза выглядела на все свои тридцать девять, но у нее была старательно подтянутая фигура и фаянсово-гладкое белое лицо, скорее невыразительное, чем приятное, – она улыбалась совершенно ей не идущей кривоватой улыбкой и говорила, что же делать, приходится, и в голосе ее не было ни кокетства, ни удовольствия, а только тоскливое недоумение, Тереза не понимала, за что ей выпало жить в эти странные времена, когда почти сорокалетняя женщина не может себе позволить спокойно стариться, ее матушка, сухая узловатая дона Идалина, похожая на замшелый обрубок оливкового дерева, выглядела в Терезины годы крепкой старухой, покрывала обильно седеющие волосы черным вдовьим платком, носила плотные хлопчатые чулки и полушерстяную юбку до середины икры и была этим довольна, Тереза же должна во что бы то ни стало казаться моложе и сексуальней – сексуальней!