И снятся белые снега...
Шрифт:
— Скажите, не наблюдались ли за вашим мужем какие-либо странности в детстве?
— Профессор, я не знала его в детстве, — ответила Гера.
— Возможно, что-то рассказывали его родители?
— Я не знала его родителей, — ответила она.
— А где работает ваш муж? Характер его занятий?
— В училище обувщиков. Он заведует хозяйственной частью.
— Ваш муж вспыльчив, бывает злым? Как он ведет себя в семье?
— Он очень добрый, профессор. До этого мы очень хорошо жили. Коля в душе романтик, любит Север. Он долго работал там на больших стройках. Вы знаете, ведь там очень тяжелые условия, но Коля ездил туда с удовольствием. Ему нравились трудности.
— Скажите, а эти собаки…
— Нет, его не кусали, иначе он бы сказал мне. А бояться мужчине собак — это же смешно! В нашем дачном поселке они всегда водились, кто на них обращает внимание? Просто в этом году они жутко воют по ночам. Я сама не могу спать. И у мужа все началось из-за воя. Я вам говорила, что он сорвался с кровати и выбросил во двор горшки с цветами. Уверяю вас, это что-то нервное, но его обязательно нужно полечить. Я вас очень прошу, профессор! — Гера волновалась, щеки ее пылали, глаза увлажнились. Она комкала в руках платочек и без надобности щелкала замком сумочки.
— Хорошо, — сказал профессор Артемов. — Привозите к нам мужа.
— Я? — удивилась Гера. — Как же я его привезу? Ведь он не согласится, он считает, что вполне здоров. А я боюсь его, профессор, и за детей боюсь. Нужно как-то по-другому. Я слышала, у вас есть свои методы… как забирать таких больных…
— Хорошо, сделаем по-другому, — согласился с нею профессор Артемов.
В начале августа Николая Ивановича поместили в психиатрическую лечебницу.
Без малого год он находился в больнице и покинул ее вполне здоровым. Сперва, по возвращении домой, жизнь в семье Зининых носила характер, заметно отличный от прежней жизни. Гера относилась к мужу настороженно, избегала оставаться с ним наедине, она помирилась с матерью и переселила к ней детей. Но прошел месяц, другой, вновь настала весна, вновь переехали на дачу, и, так как за Николаем Ивановичем не наблюдалось решительно никаких странностей, все мало-помалу стало возвращаться в прежнюю колею. Дети снова жили с родителями, Николаи Иванович работал в том же училище обувщиков, на той же должности заведующего хозяйственной частью, он был полон сил и энергии, по-прежнему горячо любил жену и детей. Он продал старую «Победу» и приобрел новую «Волгу». На работу они с Герой ездили на машине, оставляли ее во дворе «Каблучка», расходились по своим службам, а в конце дня, сделав нужные покупки, возвращались на дачу, и за рулем сидел то Гера, то сам Николай Иванович.
Теперь Зинаида Павловна по сто раз на день появлялась в их доме, убегала к себе на дачу и снова прибегала, она заметно постарела, сморщилась и поседела, но по-прежнему была хлопотлива, суетлива и криклива, однако все эти ее качества не мешали доброй Акулине Гавриловне мирно уживаться с Зинаидой Павловной. У обеих женщин была одна задача и одна цель: сделать все для того, чтобы Вова и Андрюша были ухожены и сыты, чтобы Гера и Николай Иванович тоже были ухожены и сыты. Оттого в доме никогда не кончались стирки и постирушки и без конца готовилась сытная еда.
В конце лета Гера опять начала замечать за мужем неладное. Он стал задумываться. Вернее, не задумываться, а происходило это так: Николай Иванович ни с того ни с сего вдруг сильно бледнел, взгляд его вперивался в одну точку, становился бессмысленным, и в это время он уже никого не замечал и не слышал. Длилось это не больше минуты, и когда Гера окликала его, он вздрагивал, говорил: «А?.. Что ты сказала?» — и виновато улыбался.
Однажды они возвращались на «Волге» из города. Гера вела машину, Николай Иванович листал свежий «Огонек». Впереди на дороге появился мальчик на велосипеде, рядом бежала белая собачонка. Занятый «Огоньком»,
— Дави их, дави!.. Это мадмазель!.. Дай я сам, я сам! Ах, сволочь!..
Он схватился руками за руль, плечом оттеснил Геру к дверце. Машина шла на медленной скорости, Гера успела нажать на тормоз, успела засигналить. Мальчик, услыхав гудок, оглянулся, испуганно сжался, увидев, что на него движется машина, и полетел с велосипедом в некрутой кювет. «Волга» тоже сползла носом в кювет, в трех метрах от мальчика. Мальчик выбирался из-под придавившего его велосипеда, собачонка бегала вокруг него и весело тявкала, повиливая хвостом. Николай Иванович уже не держался за руль, он был до невероятности бледен, лицо его затекало потом.
— Гера, что случилось?.. Что случилось?.. — бормотал он. — Не понимаю, ничего не понимаю… — Он хватал жену за руку, пытаясь поцеловать ее руку. — Ну, прости меня, прости!.. Не презирай меня, прости!..
— Перестань, перестань!.. Помоги мальчику!.. — отталкивала его Гера. Она еще не пришла в себя от испуга, лицо ее горело, и дышала она часто и громко.
Потом она резко отпахнула дверцу и выбралась из машины. Но мальчику уже не нужна была ее помощь. Увидев Геру, он проворно поднял с земли велосипед, быстро вывел его на тропку, вскочил на седло и, пугливо оглядываясь, помчался по тропе, проложенной в картофельном поле, к видневшемуся за полем селению, а за ним неслась белая собачонка.
Гера решила завтра же съездить к профессору Артемову и все рассказать ему. Но вечером того же дня произошло еще одно событие, избавившее Геру от необходимости встретиться с профессором.
Они поужинали рано, в седьмом часу. Пришли Зинаида Павловна с Матвеем Софроновичем. Стол накрыли на веранде, детей тоже посадили с собой, хотя обычно Вову и Андрюшу кормили отдельно. Николай Иванович за ужином молчал, почти не ел, и вид у него был удрученный. Когда убрали и вымыли посуду, у всех нашлись свои дела: Зинаида Павловна с Матвеем Софроновичем отправились к себе поливать огород, с ними убежал и старший сын Андрюшка, Акулина Гавриловна ушла за вечерним молоком к Сергеихе на соседнюю улицу, младший сынишка возился во дворе в песочнице. Гера вымыла голову и похаживала вдоль веранды, суша на вечернем солнышке волосы. У нее были длинные, роскошные золотистые волосы, и Гера, похаживая по дорожке, обрамленной цветущими георгинами, встряхивала мокрые волосы, поднимала вверх длинные пряди, подставляла их медным лучам. Все это время Николай Иванович оставался на веранде: сидел в плетеном кресле и читал все тот же свежий «Огонек».
Во двор вбежал Андрюшка, радостно вскричал:
— Мама, мама, смотри, что я принес! Смотри, какая собачка! Пусть она у нас живет, я ей сделаю будочку!
Он подбежал к Гере, держа на вытянутых руках крохотного кудлатого щенка, рыженького, с едва прорезавшимися глазами.
— Смотри, мама! — ликовал Андрюшка. — Давай дадим ему молочка, он сразу к нам привыкнет! Я его нашел на улице!
К ним подбежал Вова и стал подпрыгивать, желая дотянуться до щенка, и просить братика:
— Дай мне, дай мне! Я тоже хочу подержать!
Но тут с крыльца сбежал Николаи Иванович. Глаза его таращились, рот перекосился.
— Где ты взял эту мерзость? — крикнул он сыну неузнаваемо злым голосом. — Сейчас же убей его!
— Папа, посмотри, какой он хоро…
Андрюша не успел договорить. Николай Иванович с силой дернул его за руку, и Андрюша с плачем отлетел на морковную грядку. Щенок оказался на земле, Николай Иванович схватил его за загривок, и он вылетел на улицу, высоко взмыв над воротами.
— Коля, что ты делаешь?! Идиот, идиот!.. — истерично закричала Гера, бросаясь поднимать плачущего Андрюшу.