И тени затмили свет
Шрифт:
Боль ещё глубже проникла в сердце. Мне было больно признавать то, что родителям оказалось всё равно на меня. Конечно, я жил в этом равнодушии уже несколько лет и даже не замечал этого: каждый жил в своём мирке изо дня в день. Я готовил, иногда убирал свою комнату или даже всю квартиру, но делал это чисто для себя, не задумываясь о том, что это должно быть по части мамы. И так каждый день. А жизнь всё проходила мимо…
А сейчас я смотрел на родителей Эссы и вдруг понял, какими должны быть родители на самом деле. Заботливыми. Любящими. Помогающими друг другу и другим. Неравнодушными.
И от этого сердцу становилось
На кухне приятно пахло жареной картошкой и котлетами, отчего в животе тут же заурчало. Я, конечно, умело готовил, но явно не как настоящий профессионал. А у матери Эссы был явный талант повара даже в простом блюде. Оно было очень вкусным, я еле удержался, чтобы не съесть всё сразу и сохранить правила приличия.
– Итак… – Лонс сглотнул, точно готовился к худшему, и тревожно осмотрел меня. – Так ты одноклассник моей дочери?
– Да, – хладнокровно ответил я, продолжая есть и чувствуя возрастающее напряжение как внутри себя, так и за всем столом.
– Но при этом не её друг? – мужчина робко улыбнулся уголком губ. – Я знаю, что у неё много друзей. Так почему ты не дружишь с ней?
– После того, как она спасла мне жизнь, я готов стать для неё настоящим другом, – вдруг с такой уверенностью ответил я, будто давал кому-то обещание.
Я посмотрел на Эссу, а она – на меня. В её взгляде читалось смущение, любопытство, гордость за свой поступок и благодарность. Она глядела на меня так, точно никого не было вокруг, лишь я один. Единственный в своём роде. Единственный посреди мёртвой пустыни с чёрным песком и мрачным небом.
Я не выдержал и перевёл взгляд на тарелку с ещё не доеденной едой. А внутри всё так смешивалось в страшном торнадо из чувств.
– Это благородно с твоей стороны, – вставила слово Агата, смирив меня отрешённым взглядом. Сейчас она выглядела ещё более измождённой и постаревшей, пока вдруг не задала самый неожиданный вопрос: – Как ты относишься к десептизму?
На мгновение я растерялся и вновь посмотрел на Эссу, ожидая от неё помощи, но та лишь пожала плечами. А затем я понял. Эта женщина задала мне вопрос с таким видом и тоном, будто ничего не знала, кроме названия этой ветви философии.
– Положительно, – холодно заявил я с каменным лицом, в котором ни один мускул не дрогнул.
– Ещё один такой нашёлся, – раздражительно закатила глаза Агата, с силой сжимая в руках вилку, словно была готова воткнуть мне её в глаз. – Моя дочь точно так же к этому относится.
– Вообще-то я этого не говорила, – поспешно возразила Эсса. – Я не верю в Бога, потому что слишком самостоятельная и могу обходится без него. Считаю, что Он нужен для тех, кто слаб духом и не может решить свои проблемы сам. Я же всё могу сама. Но я… Да, верю в мистику, но чисто по приколу.
– По приколу? – я был удивлён. Такой точки зрения я ещё не встречал и не знал, как реагировать на это.
– Ну типа знаешь… Да, по приколу. У меня есть такая идея. Человек, конечно, имеет развитое воображение и мозг, но ведь когда-то человек не был на таком этапе эволюции, как сейчас. Когда-то он был тупее, скажем так. Он мог, конечно, что-то придумать, каких-нибудь божеств и так далее, но мне кажется… Что он сам бы до этого никогда не догадался, если бы не было некого «толчка». Что-то такое мистическое, необычное, от чего и пошло всё остальное в этом духе. Что-то должно было подсказать древнему человеку то, что есть нечто сверхъестественное помимо обыденной реальности. Не думаю, что мифы Древней Греции, библия и другие истории могли создаться просто так, из-за воображения всего лишь нескольких людей. Мне кажется, что нечто странное всё же существует или хотя бы когда-то существовало.
На кухне наступила минутная тишина. Даже ложки больше не стучали об тарелки. Все задумались над словами девушки, в том числе и я. Как-то раньше мне ещё не доводилось задумываться над такой идеей. Казалось бы, человек мог сам всё придумать, сотворить такие фантастические миры, которые даже во сне не приснятся, однако всему этому должно было быть начало. То, что дало бы человеку покорить воображение, показать ему, как им работать, что делать.
Если углубиться в далёкие времена, то можно увидеть, как люди боялись темноты, рассказывали детям страшные истории на ночь, проводили ретуалы для богов, приносили жертв и богатства. А с чего всё это могло начаться? Разве с того, что какой-то человек придумал нечто такое, во что все поверили? Возможно. Но теперь я не был в этом так уверен. И это меня совершенно не радовало.
– А я и не знал, что ты у меня такая умная, – Лонс широко улыбнулся и поцеловал в макушку свою дочь.
И выглядело это так привычно, так естественно, словно… Я не мог подобрать слов. Воспоминания о том, как я с мамой проводил вечера за готовкой пирогов, за изучением науки, за играми, как я гулял с папой в парке, как мы вместе ходили на матчи… Всё это расцвело алым от боли бутоном в голове, так ярко цветущий среди мрачной пустоты. И причиняющий очень много страданий.
– Конечно, – Эсса сморщила нос и показала язык. – Я такая.
– Значит, ты не заодно с… – Агата посмотрела на меня и недовольно скривила лицо. – Как тебя зовут?
– Трант, – я решил не раскрывать своего полного имени, потому что так и не понял, знали ли родители Эссы про то, кто придумал десептизм, или нет.
– Ну, наполовину я согласна с ним, – пожала плечами блондинка и сделала несколько глотков чая. – И не вижу в этом ничего плохого.
– А я не согласна, – возразила Агата с ещё более недовольным лицом. – Всё было хорошо, пока не начались эти обзывательства и споры. Сначала всё это распространялось только на подростков, а взрослые всего лишь решили, что это такой переходный возраст. Начались споры между поколениями, потому что в основном дети ни во что не верили и вели себя так, будто всё знали благодаря интернету и своим телефонам. Но затем и среди взрослых начались проблемы. Теперь разговоры даже за обеденным столом стали чаще всего о десептизме, мистике и смысле всего этого. Наш мирный городок вдруг стал переполняться спорами, конфликтами, драками. Никогда такого не было, а тут… Что за сволочь это придумала?
К концу речи женщина выглядела раскрасневшейся от злости, нервной и склонной к истерике. Наверное, я должен был почувствовать стыд за то, что был причиной всех этих бед, или обиду за то, что Агата меня обозвала, но ничего из этого я не испытывал. Мне был приятен результат моей идеи. Приятно осознавать то, что именно я стал причиной всех этих изменений, что именно моя идея заставила людей посмотреть на мир под другим углом, как это было с Клемом.
Приятно осознавать то, что ты приносил пользу людям, как бы это они ни воспринимали. Плевать на это.