Шрифт:
1. УЧИТЕЛЬ
…В мозгу — монотонный шипящий шум, словно сквозняк обтачивает щербатые щели пещеры. Монотонно-мерзко взвизгивают на поворотах деревянные полозья вагонеток в желобах деревянных рельсов. В красных отблесках чадящих факелов по сводам мечутся горбатые безрукие тени, тянущие за собой размытые глыбы мрака. В каменных нишах возле факелов, укрепленных в местах разветвлений и поворотов штолен, словно изваяния чернеют недвижимые фигуры твердокрылов, маленькие и злобные.
«Не расслабляться!.. Не сбиваться с шага и дыхания… Опасно…» Знобящее ожидание боли
«Не останавливаться… Только не останавливаться!.. Одно плечо вперед — так будет удобнее, клюв слишком слаб…»
Пульсирующее ожидание боли заглушает все, мерзко визжа, как полозья вагонетки на бесконечном повороте, — это кошмар, который мне снится все время: будто я тяну визжащую вагонетку по кругу. Но я не сплю.
«Только бы не упасть!.. Ну же!.. Ну!..»
Вагонетка медленно поддается под давлением плеча и головы и движение продолжается. Мимо моего повернутого набок и прижатого к передней вагонетке лица проплывает изваяние твердокрыла.
«Только не встретиться глазами!.. Смотреть вниз…»
По острым роговым окончаниям его крыльев пробегают кровавые сполохи света.
«Только бы не споткнуться! Только бы не застряла вагонетка!..»
Под ногами раздается приглушенный хруст.
«Кости? Только бы не пораниться… Что-то твердое — горбы? Они выдержат…»
Движение продолжается. Но я уже не вижу теней на потолке. Только изредка в поле зрения попадают страшные силуэты твердокрылов. Но у меня от напряжения темно в глазах, и я их почти не различаю на фоне стен… Мерзкий визг полозьев…
«…Зачем нам эти горбы?.. Как удобно пригнана к ним упряжь вагонеток… В глазах темнеет… Считать шаги… Раз… два… три… десять… сто… тысяча…»
Перед глазами… Да нет же, мои глаза застилает черно-красная мгла… Но я вижу призрачное мерцание. Вижу ли?..
— Учитель! — зовет оно. — Учитель!..
«Странное слово… Быть может, это смерть пришла за мной?»
И вдруг в памяти, словно росчерк крыла твердокрыла: «Учитель! Ты же хотел умереть…»
«Не поддаваться!.. Две тысячи один… Две тысячи два… Если бы я мог предвидеть, что за смертью последует еще одна жизнь… две тысячи три…две тысячи четыре…»
Удушливый запах гниющего оперенья и грязной рабской плоти. Разламывается спина. Горят незаживающие раны ступней. В неверном свете задыхающегося факела на полу пещеры — тесно прижатые друг к другу — горбы, горбы, горбы… Сон-стон…
«Кто мы? Откуда мы? Зачем мы?..»
Вопросы в пустоту. Никого не слышно. Даже этих, приросших ко мне телами, грязными, теплыми, живыми…
«Живыми ли? Может быть, я здесь один такой — недобитый?.. Почему я жажду услышать еще кого-то?! Здесь, где каждый — один на один со своей вагонеткой, со своими горбами… Зачем нам эти горбы?.. Спать! Надо спать, а то завтра я не смогу тянуть вагонетку, и меня, рассеченного крылом твердокрыла, втопчут в грязь… Или… Или отправят на сбор паутины…»
Дрожь ужаса судорожно пробежала по моему телу и затухающей волной понеслась вглубь пещеры по вжатым друг в друга телам. Я вспомнил жвала, громадного паука, неторопливо пережевывающего запутавшегося в паутине горбуна, вопящего от боли и ужаса, пока мы наматываем на себя липкие и крепкие нити паутины. Живые горбатые веретена. Надо успеть полностью обмотаться, пока паук дожевывает первую жертву… Когда вращаться становится невозможно и «веретено» падает, наблюдающий твердокрыл отсекает крылом конец нити, и грузчики клювами загружают «веретена» в вагонетку… Потом паук сыто и равнодушно наблюдает, как сматывается и увозится его паутина…
Опять появилось призрачное мерцание.
«Спать! Надо спать!.. Раз, два, три, четыре… Почему оно не исчезает?.. Пять, шесть, семь, восемь… Спать… Спать… Спать…»
… Сон?..
Я вижу паука, разматывающего паутину, намотанную на меня. Я бешено вращаюсь, теряя ориентацию…
… «Веретено» вращается…
Боль полыхнула красным и черным… Конец?.. Отпустило… Снова красно-черная молния боли!.. Она полыхнула у основания моих крыльев, и мимо меня пронеслись две черные тени…
Обжигающе-ледяной водно-грязевой поток ошпаривает распаренные телесной теснотой тела — так нас ежеутренне будят. Дешево и безотказно. Шлюзы у входа в пещеру, сток в тупике.
Просыпаюсь, вопреки ожиданиям, во вполне сносном состоянии тела и… духа?.. Странное понятие…
Тесной толпой движемся к кормушкам, кишащим червями. Мерзко, но насыщает… Почему же мерзко, если я не помню, питался ли я когда-нибудь чем-либо иным?..
Присматриваюсь к горбам, торчащим над кормушкой. И мысленно пытаюсь дорисовать их до крыльев… Нелепость какая — приснится же! Неужели это культи?.. Неужели эта гниющая рабская плоть когда-то была способна летать?.. Чушь!.. Но откуда мне известно само это понятие — летать?..
В пещере появляются твердокрылы. Не видя, я ощущаю их появление по вдруг наступившей тишине, всеобщей неподвижности и по собственной спине, напрягшейся в ожидании удара. Медленно, чтобы не привлекать внимания, поворачиваюсь.
«Только не встречаться глазами!..»
Выставив вперед острие своего крыла, твердокрыл рассекает толпу на две части. Он идет прямо на меня. Я зачарованно смотрю на его крыло, не в силах отвести глаз.
«Что это со мной?.. Твердокрыл никогда не сворачивает! Я должен уйти с его пути!»
И я ухожу. Шаг вперед — и я среди забойщиков.
«Зачем я это сделал?! Уж лучше вагонетка…»
Твердый, острый, блестящий наклювник стискивает намертво клюв и тянет голову вниз. У входа в забой появляется и застывает твердокрыл. Это сигнал к немедленному началу работы.
Отвожу тело назад и с размаху вонзаю клюв в горную породу. Первый удар тупо отдается в голове, шее, позвоночнике… Второй, третий, четвертый… Сотый… Кусок породы отваливается и по направляющему желобу летит вниз в вагонетку… И так весь день: удар, удар, удар… Пыль, боль, грохот… Сначала тело деревенеет, через несколько сот ударов — каменеет, когда счет переходит на тысячи — исчезает вовсе……И вдруг опять огнем полыхнуло у основания крыльев, и мимо меня пронеслись две черные тени…