И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
– Ничего они не сделают! Ломать дверь они не будут! Я хозяин!
Выслушав меня, мент за закрытой дверью мне говорит то, что напророчил Сергей:
– Нет, мы ломать дверь не будем!
– Почему?
– спрашиваю я.
– Ведь я же рискую быть отпид'oренным и взываю к вам о помощи. Это же ваша работа - предотвращать преступления!
– Не будем, и всё! И вообще, скажите, вы сами, гражданин, вошли в эту квартиру?
– Что значит сам? А как же иначе?
– В смысле: добровольно.
– Да, сам.
– Тогда и договаривайтесь с хозяином квартиры сами, чтобы он открыл. Добровольно.
– Да не откроет он! Помогите!
– Нет. До свидания!
И менты ушли. Вот так! Государство в лице Ментов не пришло мне на помощь, отказалось таким образом исполнять свою обязанность по защите граждан от преступных посягательств! Что это значит?
– размышляю я в запертой квартире.
– А то, что мне государством дан зелёный свет на любые действия, какие я, и только я, сочту необходимыми. Но поскольку со мной Бог, то я не воспользуюсь бездумно своим правом на самозащиту, а только в крайнем случае, то есть когда действительно начнётся физическое насилие в отношении меня. Вот тогда, - я решил, - я буду суров с ним. Что это значит? А то, что я готов применить к нему тот тесак, что обнаружил недавно на кухне, да, я морально подготовился рубануть им пидораса, как только он посмеет применить ко мне силу, да. Я морально готов зарубить насмерть его, если обстоятельства потребуют этого. Пусть он только тронет меня посильнее, чем простое поглаживание-похлопывание, я готов в ответ на его силу применить свою. А моя сила в оружии. Да, мне без него с пидорасом не справиться. Но это и отличает человека от животного, что
Так я думал после ухода мелицыи. А Сергей принялся за старое, как будто мелицыи и не было. И я принялся переходить из комнаты на кухню и обратно снова и стучать крышкой по стенам и входной металлической двери. Ох, как же мне это надоело! Как я устал! Когда же это безобразие прекратится?! И как оно прекратится?
– вздыхал я, задавая сам себе эти вопросы. Нет, не хочу крови!
– отвечал я сам себе. Но часы хождения из комнаты на кухню и обратно меня морально подготовили к кровопусканию. Выматывающие, изнурительные часы в ожидании освобождения или чего-то неизвестного, но не неизбежного, ведь пидорасу достаточно отворить входную железную дверь. Так что будущее пидораса в его руках - покалечу я его тесаком или убью, или нет.
– Отпусти меня, дядя!
– обращаюсь я к Сергею.
– В последний раз прошу тебя об этом. По хорошему прошу!
– А что будет иначе? Ну-ка, это интересно! Будешь просить по плохому?! Ха-ха!
И я пошёл от Сергея на кухню. А он мне из комнаты в спину:
– Ладно. Я тебя выпущу завтра. А сегодня в комнату ко мне больше не заходи. Я тебе запрещаю входить. Понял?
– Да, - ответил я и ушёл на кухню.
Так закончился день, пятница, 13-ое.
Суббота, 14-ое
Наступило 14-ое число. Мне бы улечься поспать. Ведь я очень устал морально и физически - был на износе. И вот я думаю, чт'o бы мне постелить на пол, чтобы улечься на полу в коридоре (кухня для этого не годилась, была слишком маленькой). Я обращаю внимание на стенной шкаф в коридоре. Надо посмотреть, что в нём. Вдруг в нём найдётся что-нибудь, что можно бросить на пол, - думаю я. Открываю его. Мягких вещей, то есть тряпок-шмоток в нём не оказалось, зато обнаружились широкие доски. Это стоял разобранный на отдельные доски шкаф. Я взял широкую дверцу. Шире, чем я. На ней, я решил, и буду спать в коридоре, положив её на пол. Также в стенном шкафу я случайно заметил лежащие на полу две небольшие гантели, каждая из которых состояла из двух шариков с ручкой между ними. Как потом окажется, трёхкилограммовые. Буду знать, что они там есть, - подумал я, - ведь они мне могут пригодиться. Даже здорово, что они мной обнаружены: возможно, мне придётся схватиться за них, возможно, это средство моего спасения от пидораса. Так я думал о подмеченных мной гантелях.
В первом часу ночи я решил лечь спать в коридоре на доску от шкафа. Под голову я положил подушку, что лежала для мягкости на тубуретке на кухне. Я лёг спать в тренировочных штанах и футболке, а джинсы в сложенном виде положил рядом с собой на кроссовки на полу. Поскольку я выключил в коридоре и на кухне свет, то было темно. Но не на сто процентов: было полнолуние, и от луны свет попадал на кухню, а из кухни в коридор. Так что различать силуэты вещей было всё-таки возможно, но только силуэты!
Как же мне стало хорошо, когда я разлёгся в коридоре на доске! Но рука и бок по-прежнему болели, и я перевернулся на доске на живот, заложив руки под подушку - так меньше болело. В комнате Сергея спустя минуту после того, как я лёг, также был погашен свет и выключен телевизор. Тишина! Как здорово! И я решил выкинуть неприятные мысли о произошедшем из головы, чтобы лучше спать. То есть я расслабился. Итак, я лежу, лежу, дрёма окутывает меня с невероятной скоростью: я чувствую, как мне становится невообразимо легко, и такое ощущение, что я начинаю парить в невесомости. Я улетаю. И в этот момент, когда я только улетел, вдруг на меня сверху наваливается тяжесть. И придавливает меня. Я понимаю, что это Сергей лёг на меня. Он лёг и охватил меня руками. Тем самым прервав мой полёт. Ну всё, - думаю я, - началось! Я лежу под Сергеем считанные секунды, всего 3-4, и за них я успеваю подумать вот как. Всё, началось! Это уже начало насилия-изнасилования, то, что пидор лёг на меня. Так же как распитие спиртных напитков в общественном месте начинается с открытия бутылки, так и изнасилование начинается с того момента, как насильник ляжет на свою жертву, а не с того момента, когда он начнёт вводить своё "орудие" в жертву, подобно тому, как и административное правонарушение, распитие в общественном месте, повторяю, начинается не с начала распития, когда пригубишь алкоголь, а с момента открытия бутылки в общественном месте. У меня эта мысль промчалась в голове за долю секунды. Что изнасилование меня уже началось, и что теперь я имею право на более жёсткие меры. И я решил оглушить пидораса по голове гантелью, которую давеча заметил в стенном шкафу, благо, гантели находились в двух шагах от моих пяток в торце коридора. Оглушу, - думаю, - как в фильмах, и заберу у пидора ключ. Мне почему-то казалось, что оглушить мне его удастся легко. Ведь в фильмах у героев это получалось без проблем с первого удара. И то, что ключ я сразу же найду, как только ударю пидора, мне тоже казалось. Также за те 3-4 секунды, что я позволю лежать пидору на мне, пока я собираюсь с мыслями и обдумываю, что мне делать, я для себя сделал вывод, что предел моему терпению уже настал, что большее я уже в отношение себя не могу допустить, и что оглушение пидора гантелей - это с моей стороны в данной ситуации справедливая и адекватная мера, и что в былые времена, когда люди дорожили своей честью, то и вчерашнего коленопреклонения перед пидором было вполне достаточно для его убийства, так что я великий гуманист, что стерпел это великое унижение и не стал его сразу убивать. Но вот, чаша терпения переполнилась - он уже лёг на меня. То есть б'oльшего - а что может быть б'oльшим в данной ситуации как не введение его члена - я уже не могу допустить. Так что пусть пидор потом благодарит меня, что я всего лишь оглушил его за его выходки, а не стал бежать на кухню за тесаком. Так что я подумал о справедливости - всего лишь сделать больно, то есть стукнуть пидора по голове. Он, по-моему, заслужил боль за то, что он уже сделал.
Итак, такие мысли я успел передумать, пока лежал под пидорасом. Теперь, чтобы скинуть его с себя, мне надо сделать по возможности более резкое вставание. И я взбрыкнулся под пидором, отжался на руках - я ведь лежал на животе-и встал на ноги. А пидор опрокинулся назад на свой зад, то есть уселся на пол. Свои телодвижения по опрокидыванию пидора с себя я производил под неожиданный для него крик. Да, я громко закричал: "А-а-а!". И для смелости, и для психического подавления противника, который тут же отполз назад и прислонился спиной к стене коридора, оставаясь сидеть на полу. Я видел врага - а сейчас, поднявшись, я ощущал себя поднявшимся в атаку на врага солдатом, - я видел врага лишь по контуру чёрным пятном на тёмно-сером фоне, ведь в коридоре царил мрак, и свет попадал лишь от луны из окна кухни. И вскочив на ноги я в 2 коротких прыжка добрался до стенного шкафа, схватил одну гантель, наклонившись корпусом налево, а затем, сделав шаг направо, замахнулся гантелей, зажатой обеими руками, на пидора и нанёс ему по голове один удар. Держал я гантель за шарик правой рукой, а уже правую руку обхватил левой. При ударе гантелью я ощутил в руках эффект отдачи, и я понял, что другой шарик, тот, которым я ударял пидора по голове, отскочил и снова упал на его голову. Я бью и при этом всё кричу: "А-а-а!" для храбрости и психического подавления противника, пидора. Но после этого моего первого удара пидор вопреки моему ожиданию не упал, а тоже застонал: "А-а-а!", но не так громко, как кричал я. Это его протяжное "А-а-а!" да взметнувшиеся к голове руки были для меня неожиданностью. И за долю секунды у меня промелькнула мысль, что если я вдогонку не обрушу на голову пидора второй удар, то он встанет и набросится на меня. Более яростно и наверняка. Наверняка - это потому, что если и раньше он сделал это, хотя я не причинял ему боли, то теперь, испытывая боль, он, точно, захочет мне отомстить. Теперь он, точно, захочет не только изнасиловать меня, но и убить. В отместку за удар по его голове. И я ударил вторично. Причём в удар я вложил ещё больше силы, полагая, что первый удар, возможно, был недостаточно силён. Эффект отскакивания шарика повторился, и отдача в руки была ещё сильнее. Прямо шарнирное какое-то соединение между моими руками и гантелью! На моё "А-а-а!" был такой же ответ "А-а-а!" пидораса. Что делать? Что мне делать? Сказать, что я стал бояться его ещё больше, я не могу, потому что и до второго удара моя боязнь пидораса была на максимуме. У страха глаза велики, говорит народная мудрость. Это точно про меня и мою ситуацию. Да ещё к тому-же в темноте! Я ведь не мог, ударив, куда-либо убежать - дверь-то пидор запер!
– и я должен был оставаться у источника своего страха, у источника опасности для меня. Поэтому я не мог прекратить бить пидора, не удостоверившись в том, что он потерял сознание. А как я ориентировался в темноте, потерял пидор сознание или нет? Раз стонет: "А-а-а!" и машет руками, значит, не потерял. Значит, мне необходимо - для собственной безопасности - продолжать его бить гантелью по голове. Вот такая логика присутствовала в моей голове, когда я орудовал гантелью. С каждым ударом, нанесённым мной по голове пидора, страх у меня не увеличивался - увеличиваться было некуда, - зато росло недоумение, почему же пидор не теряет сознание. После пятого удара я остановился в этом самом недоумении - недоумение превзошло страх, - чтобы приглядеться в темноте получше к стонущему (громко) с поднятыми к голове руками пидору. И что же я наблюдаю?! Он встаёт с пола! Становится передо мной. Надо же! Но я не теряю самообладания. Я быстро реагирую на появление передо мной опасности для меня: я со всей силой толкаю пидора вправо от себя. Он падает, на этот раз лицом вниз. Я незамедлительно наношу ему следующий удар, на этот раз в затылочную часть его головы. Этот удар не возымел действия: пидор как стонал и махал руками, так и продолжал делать это, чем меня снова удивил. Я-то надеялся, что одного удара будет достаточно. И я продолжил его бить по затылку, не разгибаясь в пояснице, мерными ударами, как заведённый. А пидор всё стонет. Я зациклился на том, что он должен перестать стонать. А он всё стонет! Между ударами я только сейчас задумываюсь, что же я делаю. Я его убиваю, - думаю я,-но я же этого не хотел и по-прежнему не хочу. И я не хочу быть убийцей! Это же какой грех!
– думаю и продолжаю наносить мерные удары. А ноги от мысли о Божьей каре начинают у меня тем временем трястись. Или от чего там ещё?! И руки. Я становлюсь, - так я думаю, - уязвим для пидора, ведь мои руки и ноги перестают слушаться меня и всё сильнее трясутся. Надо сделать усилие - перевернуть пидора из этого положения, раз уж у него такой крепкий затылок, в другое, и ещё раз ударить. Я кладу гантель на пол возле себя и хватаю пидора за плечи, отшвыриваю его, перевернув лицом кверху. Теперь я взялся за гантель и принялся ударять пидора по лбу. А стон всё продолжается. Он меня пугает и сводит с ума, ведь пугаться в большей степени, чем та, в которой я уже испуган, уже нельзя. Сводит с ума - это означает, что я перестаю соображать, что я делаю, что я могу его убить, тем более, что мои удары перестали от охватившей меня трясучки попадать ему по лбу. Они перенеслись, как я потом осознал, на его лицо. Да, моими последними ударами были удары гантелью по лицу. Но их было не один-два, а также с десяток-другой (я тогда не считал, в памяти же сохранилась размеренность ударов). Я уже сообразил, что концом моей бойни будет смерть пидора, но всё равно даже эта мысль не смогла меня остановить - настолько я был зациклен на первоначальной идее лишить пидора сознания, в чём я убежусь посредством прекращения им стонов. И телодвижений.
И вот я убедился в этом: пидор замолчал и прекратил дрыгаться. Я тут же соображаю, что я его прикончил, замочил. Убил - боюсь осознавать и произносить. Ноги и руки давно уже у меня не свои - словно налились свинцом, отяжелели, но в голове вдруг повеселело. Что всё! Конец страхам! И что Бог оказался в высшей степени справедлив, вычеркнув пидораса из списка живых за его грехи. А я - та самая ручка, или карандаш, которым Бог вычёркивал его, то есть я инструмент, всего лишь инструмент в руках Господа Бога. И я, действительно, ангел, слуга Господа Бога, его воин, выполнивший кровопролитную работу по вычёркиванию пидора из списка живых. Ноги у меня отяжелели, и руки, а на душе так вдруг стало легко! От явления мне нового доказательства существования Бога, Его высшей справедливости.
Я включаю свет в коридоре и стараюсь не смотреть на голову трупа пидора . крови вокруг море. И у меня, босого, ноги по щиколотку в крови, а руки - по локоть. Первым делом, включив свет, я похлопал по карманам джинсов трупа гада (оказывается, он лёг на меня в джинсах), вдруг там обнаружатся ключи от железной двери в квартиру. Но нет, их там не оказалось. Что же со мной будет? Поймут ли меня менты и суд, и общество вообще, что я не убивал? В прямом смысле слова не убивал! И вообще, хочу ли я сбегать с места совершения мной этого Поступка, назовём его так. Нет! Я не хочу. Ведь я был прав. И утаивать его от описания в своей Книге я не хочу. Ведь он закономерен. Должно было случиться нечто подобное. И оно случилось. С морем крови. Как я и предсказывал. А если я сейчас сбегу, найдя ключ от железной двери, то я уже не смогу описать этот случай, этот свой Поступок, в своей Книге. Ведь меня спросят, чего же ты сбежал, коли чувствовал себя правым? Но всё равно ключ надо найти. И я поверхностным взглядом осматриваю комнату. Но сил шарить по вещам в поисках ключей у меня нет. Руки, ноги ещё не отошли - дрожат. Даже если я найду ключ от металлической двери, то, - думаю, - должна вернуться рано или поздно мать пидораса. Она откроет своим ключом металлическую дверь и сразу же увидит страшную кровавую картину с лежащим посреди коридора своим мёртвым сыном. И я смогу улизнуть в этот момент - она же будет в шоке от увиденного. А чтобы она никому не передала, что нужно искать Алёшу-ангела, или Павлова-она же, наверняка, запомнила моё имя да с приставкой ангел, когда я звонил по телефону, или мою фамилию, когда я давал ей в руки свой паспорт - чтобы она никому не передала информацию обо мне, я ведь могу и её уложить насмерть! Но, нет, не могу! Я не Раскольников, а она не Лизавета!
– так я думаю и решаю вызвать мелицыю как можно скорей. Пробую сделать это с найденного на диване телефона, но не получается: телефон мелицыи 02 занят. Тогда я беру крышку от кастрюли и стучу опять по стене. Вышедшей на мой стук на лестницу соседке сообщаю, что я всё-таки убил хозяина квартиры, и прошу её вызвать мелицыю. Я ей сказал убил, потому что так короче, и мне было не до словесных изысканий в диалоге с ней через металлическую дверь. Она обещала выполнить мою просьбу. Ну всё, теперь можно отдохнуть, пока едет мелицыя. И поискать свою сумку с мобильным телефоном и паспортом. Сумка оказывается в шкафу. Я голодный, и поэтому решаюсь поесть варёной картошки с котлетами, найденными мной на кухне - трупу они больше не понадобятся, зато мне неизвестно, когда в следующий раз придётся поесть, если меня заберут в мелицыю. Что вероятно, ведь как только я предъявлю паспорт с областной пропиской или скажу, что я бомж, то меня менты и/или суд решат не отпускать до рассмотрения дела в суде. А в суде, думаю, я докажу им, что я был прав, замочив пидораса. Или не докажу? Неужели мне придётся понести незаслуженное наказание - мне дадут срок, за то, что я совершил угодный Богу поступок, справедливый поступок? Значит, придётся мне пострадать за правду как православным святым. За Божественную правду. Я так размышляю и курю в ожидании ментов. Пока жду, и сам дозваниваюсь до мелицыи. Пока жду, звоню Полине, на Набережную Насте, Эдику Сипатову, Алексею Виноградову. Всем им сообщаю, что я совершил. До Романа Герасимова дозвониться не смог. Так что, Роман Михайлович, привет тебе! Так что утверждать, что мелицыю вызвал не я, нельзя. Даже когда я попросил вызвать мелицыю соседку - это всё равно вызвал я. Спустя минут 20 после моего звонка в мелицыю менты приезжают. А дверь-то металлическая заперта! А этаж-то восьмой.
Похоже на то, что в комнате матери был балкон. И у той соседки, что вызвала мелицыю, тоже был балкон, соседний. Или был один общий длинный балкон на две квартиры. Однозначно утверждать не могу, потому что, как ты уже, наверное, догадался, мой читатель-избиратель, мне пройтись перед фасадом дома больше не удастся. В общем, как-то менты попали через окно или балкон в запертую комнату матери. И выломали дверь из комнаты в коридор. Я им помогал при этом со своей стороны.
Я сел в кресло к комнате пидора и менты принялись искать ключи от входной металлической двери. Один мент поднял матрас и увидел на диване (или это была кровать, коли лежал матрас?
– не помню) связку ключей. Открыли входную дверь, вошли ещё менты. Принялись всё осматривать, что-то писать. Спустя ещё какое-то время в квартиру приходит следователь. Как потом выяснится, Антон Бесхмельницын. Итак, я сижу в комнате в кресле. Следователь Антон входит в квартиру, видит место совершения мной Поступка, то есть коридор с трупом пидораса, морем крови и створкой шкафа на полу, восклицает при виде этой картины что-то неприличное и громко вопрошает: