И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
Следует отметить, что мобильные телефоны на Пряжке в отделениях на руках у пациентов были запрещены. И Михаил принёс и передал мне мой мобильник с зарядным устройством! И я набрал Димин номер телефона в Германии и повесил трубку. Он мне тут же перезвонил. Естественно, что он поразился моими перипетиями в последнее время. И пообещал мне помочь выехать в Германию, как только я выйду из дурдома (психушки).
Михаила Юрьевича Кузнецова выписали, и мне стало совсем одиноко среди дураков и психов - и поговорить, что называется, стало не с кем. А врач всё игнорировал меня на обходах. Потом он ушёл в отпуск, и другой врач, подменяющий его, на обходе дал мне понять, что выпиской не своих пациентов он не занимается, то есть мне надо ждать выхода из отпуска своего врача. Прошёл месяц. Вышел на работу
Тем временем психи меня застучали, что у меня в палате есть мобильный телефон. Приходит медсестра и забирает его у меня. А в следующий приход Михаила Юрьевича его ко мне не пускают, говоря, что не положено бывшим пациентам навещать пациентов действительных. Я не выдержал и обозвал не пустившую ко мне Михаила Юрьевича старшую медсестру нехорошим словом, кем на самом деле она является. Приводить слово не буду. Сестра обиделась до такой степени, что приказала сатрапам из психов привязать меня к кровати в качестве наказания. Сатрапы с радостью принялись исполнять приказание. Работали они со рвением, то есть привязали меня крепко, так что я едва мог пошевелиться. А если честно признаться, то телефон мне был больше не нужен, так как звонить мне было больше некому.
Пришёл профессор в больницу. Меня показывают ему. Был типа консилиум., ведь кроме профессора присутствовал мой врач с отделения и ещё какой-то другой врач. Мне задавали вопросы. Я отвечал. В какой-то момент, когда я говорил, профессор наклонил голову вбок и спросил тихо другого врача:
– Вам не кажется, что у него кривой череп?
– и он вместе с другим врачом пристально уставились мне не в глаза, а мимо них-на мой череп.
– А вот смотрите, какая у него интересная энцефалограмма: какой всплеск!-тыкает врач профессору на мою энцефалограмму.
Я понимаю, что этот всплеск образовался от того, что я не сдержался в душном помещении, где мне снимали энцефалограмму, и кашлянул.
А вопросы мне задавали всякие. В том числе, что я буду делать после выписки из дурдома, как я буду жить дальше? Мне было сложно дать лаконичные ответы врачам. И я чего-то говорил, что это не дело врачей, которые должны лечить и только, и что я намерен писать Книгу. Зачем писать - тоже объяснил. Но не знаю, поняли ли они меня правильно в отношении Книги. О своём президентстве и царствии я, естественно, не заикался: боялся, что, точно, сочтут психом и не выпишут. Результата беседы мне в глаза не сказали, а просто увели из кабинета на отделение. А через пару дней (почему не сразу?
– не знаю) врач отделения говорит мне:
– Пиши заявление на имя главного врача больницы, в котором просишь выписать тебя из больницы "потому что больше не нуждаешься в услугах больницы". Запомни эту формулировку: "больше не нуждаешься в услугах больницы".
Я так и написал и позвонил в тот же вечер с городского телефона из кабинета старшей медсестры отделения Михаилу Юрьевичу Кузнецову, и попросил его принести мне какую-нибудь тёплую одежду, ведь уже кончается сентябрь - последнее число! На следующий день Михаил Юрьевич приносит мне курточку и свитер. Удивительный он человек, выписавшийся из больницы и продолжающий после выписки навещать меня, своего соседа по койке, около двух месяцев и делать мне солидные продуктовые передачи! Причём, после того, как у меня забрали телефон, его на свидание со мной не пускали, а только забирали у него передачу для меня.
* * * (Звёздочки 71)
2 октября меня выписывают, то есть я иду на улицу. Итак, я повторяю, я пробыл на Пряжке 2 месяца и 22 дня! Хорошо, что Михаил Юрьевич принёс мне одежду - теперь я одет по погоде. Куда мне теперь идти? Мне это ясно: на Набережную, то есть к тёте Надине. Срочно звонить Диме Блюменталю в Германию. Я пришёл на Набережную. Тёти Надины не было. Была Настя. Я ей рассказал о своих планах бежать в Германию, чтобы по-настоящему отдохнуть, а не так, как на Пряжке. Настя разрешила мне переночевать у них в квартире. я помылся в ванне, меня накормили, и я позвонил в Германию Диме, сразу повесил трубку. Он мне перезванивает на тёти Надинин телефон. Я ему сообщаю, что вот я вышел из дурдома только что. Дима обещает немедленно заняться моим делом, то есть моей отправкой в Германию. Также в этот вечер я звоню со своего мобильного девушке Веронике, чтобы договориться о встрече с ней, чтобы передать ей её книгу "Парфюмер" и забрать у неё свою грамматику от издательства DUDEN.
На следующий день я встречаюсь с ней. Она уже не улыбается мне, ведь я уже не в ангельском наряде, да и задержка её книги у меня заставляет её дуться. И одета Вероника на этот раз не в белое. В общем, ничего ангельского в ней также нет как и во мне. И говорить нам друг другу нечего. Поэтому, только обменявшись книгами, мы расстаёмся. Иду в финское консульство узнать, сколько мне надо денег для оформления визы и на фотографию. 35 евро плюс 2 евро (консульский сбор) плюс 100 рублей сфотографироваться. Перезваниваю Диме в Германию, докладываю, сколько мне надо денег на оформление визы плюс 30 евро на дорогу до аэропорта Хельсинки на автобусе.
Спать я иду на лестницу, но теперь там уже нет ни фанеры с картоном, ни старых курток, на которых я спал прежде. Пришлось идти на помойку. Но там мне не сильно везёт в поисках подстилки. Что-то подобрал, но не достаточно.
На следующий день, 4 октября, я уже встречаюсь с Диминой женой Леной, по делам приехавшей из Германии. Она передаёт мне тысячу восемьсот (1800) рублей. Мне этой суммы должно хватить на заказ визы и фото, и ещё должно остаться что-то на прокорм - рублей 500.
Также вечером 4 октября я встречаюсь с Алексеем Виноградовым, с которым я лежал вместе на Пряжке. Он передаёт мне добротные кожаную куртку и модное пальто, новую футболку с рисунком и целый мешок ещё тёплых пирожков с разными начинками, штук 30. Говорит, что его мама работает на их производстве. Вот какие душевные люди живут в нашем Городе! Алексей Виноградов и его мама! Привет Вам!
5 октября я подаю свой загранпаспорт в финское консульство, оплатив 35+2 евро+100 рублей и заполнив анкету. Получить визу я смогу через 2 недели, то есть начиная с 19 октября. Мне осталось как-то прожить всего 2 недели! Прожить на лестнице или где-либо ещё.
Через день, 7 октября, в субботу, я иду в Александро-Невскую Лавру. Я прошусь на временную работу по уборке листьев (ведь настало время листопада), лишь бы мне предоставили кров. Разговаривающий со мной монах рекомендовал мне прийти по этому вопросу в понедельник, обязательно взяв с собой военный билет, и меня примет заведующий хозяйственными работами монах.
8 октября, в воскресенье, я захожу в квартиру тёти Надины специально за военным билетом. Заодно моюсь в ванне, бреюсь, ем. Тёти Надины по-прежнему нет. Кормит меня Настя. И тут мне приходит в голову идея позвонить с городского телефона, что стоит в квартире, тому самому Сергею, с которым я обменялся номерами телефонов во дворе Максимилиановской больницы. Он ведь в течение лета и сентября несколько раз мне названивал на мой мобильный, да только я не мог подойти: был в дурдомах, и с мобильного не хотел звонить на его городской телефон. Тут же я подумал, что, возможно, у Сергея найдётся свободная для меня жилплощадь недели на две. Так что, прежде чем идти в Лавру, мне стоит ему позвонить, раз уж он названивал мне, и, следовательно, желал меня видеть. Интересно также мне, зачем именно? Просто попить пива, как он предлагал мне во дворе Максимилиановской больницы, или же зачем-то другим? Тут надо указать на фактор, способствующий моему обращению к Сергею за помощью. Лежа на лестнице, я застудил правый бок: у меня отваливалась правая рука, и болело справа в груди и под лопаткой. Так что я больше не хотел спать на лестничной площадке. Не мог там спать по состоянию здоровья. Я звоню. К телефону подходит женщина. Наверное, мать Сергея: