И тогда я сказал - согласен !
Шрифт:
Инспектор, бледнея, сделал неуверенный шаг и покачнулся, я вовремя подставил руки, и он без чувств упал в мои дружеские объятия.
Это было в семь часов утра, а в половине восьмого я сидел в камере предварительного заключение местного отделения полиции. Мне не дали даже переодеться, и я так и был доставлен в отделение -- в халате и в тапочках. Думаю, излишне говорить, что под халатом у меня ничего не было кроме могучей волосатой груди. Впрочем, это мало кого волновало -- ввиду необычайной жестокости совершенного мной преступления. То, что я преступник, не вызывало сомнений ни у кого. Обезображенные трупы на кухне, переломанные
Сначала мне было даже интересно происходящее -- в своем роде, конечно. Местные сотрудники бегали по очереди смотреть на меня, словно на диковинного зверя. Оно и стоило того -- сидел я в натуральной клетке, составленной их таких прочных прутьев, которые на смог бы разогнуть даже Геракл, который вряд ли имел когда-нибудь дело со сплавами из победита. Внутри клетки находилась единственная скамейка, на которой я сначала сидел, а потом лег и уснул, вероятно, удивив всех присутствующих. Надо полагать, они были возмущены моим цинизмом -- изуродовать самым невероятным образом двух человек, а потом лечь и уснуть сном праведника!
– - для этого надо иметь изуверскую психику, или вообще не иметь никакой психики, то есть быть зверем, или чудовищем -- чем меня сразу и признали.
Ближе к полудню меня разбудили. Я открыл глаза и сначала не мог ничего понять, но потом рассмотрел железные прутья, увидел раскормленных охранников в синей униформе и с блестящими наручниками на поясе, заметил домашний халат на себе и собственные голые ноги, -- и вспомнил все.
Передо мной стоял дюжий парень и, поигрывая никелированными наручниками, смотрел на меня глазами поросенка.
– - Иди за мной!
– - проговорил он, еле шевеля губами, и мотнул небрежно головой.
Я поднялся со скамейки, и оказался на полголовы выше его. Он, очевидно, не ожидал подобного, и на всякий случай отодвинулся на шаг.
– - Без глупостей мне, понял?
– - произнес он, стараясь казаться страшным.
– - Ладно уж, веди, -- ответил я, скривившись, и добавил: -- можешь не бояться, не убегу.
Из-за прутьев решетки наблюдали меня несколько человек. Едва я проговорил свое обещание, как они отпрянули от прутьев, и один открыл торопливо дверь.
Я был уже знаком с замашками сотрудников службы дознания и двинулся первым, вышел из клетки и остановился, держа руки за спиной, детина вышел вслед за мной. Вокруг меня сразу образовался почетный эскорт -- обязательный атрибут особо опасных преступников, -- и мы отправились в путешествие по коридорам этого интересного и в некотором смысле забавного учреждения.
Меня завели в камеру, два метра на три, с единственным крохотным окном напротив входа и высоко над полом, с грязной лампочкой, свисающей на изломанном проводе с потолка, с железным столом, привинченным намертво к полу, с двумя стульями по обеим сторонам стола и с глухими каменными стенами, по которым сбегали время от времени большие прозрачные капли, -- картина не для слабонервных, но тем не менее -- не новая для меня. На одном стуле сидел следователь -- невысокий мужичок лет пятидесяти, довольно невзрачный на вид, -- другой стул предназначался мне.
Пока я проходил и садился, следователь разглядывал меня, не желая скрывать своего любопытства, и я как-то вдруг заметил, что он меня не боится. Учитывая его комплекцию, а также то, что мы остались в камере наедине, это вызывало уважение, как вызывает уважение любое проявление смелости человеком, или даже не человеком, а собакой, кошкой, верблюдом или муравьем. Я лично очень уважаю муравьев -- такой как у них отваги я не видал ни у кого -- очень замечательные животные -- муравьи!..
– - Имя, отчество и фамилия!
– - прервал мои размышления следователь. Перед ним лежал чистый лист бумаги, в руке он держал шариковую ручку.
Я присмотрелся к нему, и он мне понравился -- такой интеллигентный тип следователя (такие попадают иногда в органы охраны правопорядка), голос у него был тихий, или вкрадчивый, а взгляд внимательный, изучающий, но при этом вовсе не враждебный и не унижающий человеческое достоинство преступника, -- а скорее удивленный его нехорошим поведением. В общем, понравился мне этот человек.
– - Зовут меня Александр Тимофеевич, фамилия Горбатов!
– - произнес я с достоинством, -- а вас как зовут?
Следователь удивленно взглянул на меня, но ответил не сразу, а чуть подумав и едва заметно усмехнувшись.
– - А меня -- Василий Иванович. Фамилия -- Щурский!
Я, не сдержавшись, хмыкнул. Надо ж такое сближение -- фамилия удивительно шла к нему -- небольшие глазки его постоянно щурились, отчего лицо приобретало донельзя хитрый вид -- до такой степени, что он походил на ребенка, задумавшего какую-нибудь пакость и не умеющего скрыть своих намерений.
– - Очень приятно, Василий Иванович, рад с вами познакомиться!
– сообщил я, и в подтверждение своих слов улыбнулся.
– - Значит, это вы будете вести мое дело? Эх, не завидую я вам!
– - Да, я буду заниматься расследованием данного происшествия, - ответил он, немного удивленный.
– - А почему вы мне не завидуете?
– - Да все потому же, -- сказал я и покачал с огорчением головой.
– Дело мое -- оно из разряда не раскрываемых. Преступление вроде бы и налицо, и преступник как будто есть, однако...
– - Что?
– - следователь подался вперед, явно заинтригованный. Вряд ли он ожидал подобного разговора и подобного тона от подозреваемого.
– - А то, -- ответил я, откинувшись на спинку, -- что никакого преступления на самом деле не было, и нет, следовательно, преступника. Скажу проще: расследовать вам нечего, и все ваши труды окажутся напрасными.
– - Интересно! Интересно!
– - проговорил он.
– - Очень интересно.
– Положил ручку на стол и тоже сел свободно, как бы принимая не совсем официальный тон и поддерживая свободную форму общения. Было очевидно, что я ему чем-то понравился, или по крайней мере, я ему интересен, хотя бы как нерядовой феномен.
– - Очень интересно!
– - снова проговорил он.
– - И почему же вы считаете, что не было никакого преступления?
Хотя и понятно было, что следователь мне не верит всерьез, и вряд ли поверит, но уже было хорошо, что он не отметает сходу ничего, а внимательно готов выслушать любую, самую бредовую идею. Тут мне просто повезло -- другой на его месте меня и слушать бы не стал.