И ветры гуляют на пепелищах…
Шрифт:
— Не ведаю, о чем это ты, сосед.
— Да о том, что орден разбит на Пейпус-озере.
— На каком Пейпус-озере?
— На том, что в землях эстов.
— Тевтоны на озере воевали, что ли?
— Ты что — в бочке жил?
— Тут вот я жил, С той поры, когда владетель Висвалд ушел в мир теней.
— С той поры… — кажется, только теперь молодец стал соображать, куда попал и кто его сосед. — Это выходит… четыре, нет, пять лет и зим. Один все время?
— Как когда. Бывало, что другие несчастные делили со мной горький хлеб. Только про битву на Пейпус-озере
— Не знали. — Детина отвернулся. — Не могли знать. С прошлого года… С той поры, как русский князь Александр отнял у тевтонов сданный боярами Псков, рыцари Христовы и монахи потеряли охоту говорить о походе на славянские языческие земли.
— А с тобой говорили?
— Я — благословенный католическим пастырем правитель Доньского замка. А ты кто таков — все укрываешься в соломе, пока других приводят и уводят без возврата?
— Я — служитель православной церкви.
— Тогда мне гадать не нужно. Понимай так: братья Христовы держат тебя для особого дела. Чтобы обменять на какого-нибудь из своих, угодивших в плен.
— Правитель страны не рождается так, как всякая жизнь на земле, его создают люди. Старейшины округов, вотчинники. Когда люди поклонялись одним только духам земли и неба, разговаривали в час теней с предками, когда не воздвигали еще башен с крестами и колоколами в наших краях, когда нужды рода решались на родовых собраниях, — тогда правителей не было. Лишь одна беда была в ту пору; люди ходили с оглядкой, жили, опасаясь набега двуногих волков. Временами в округе, какую не пересечь от восхода солнца до заката, истреблялось все живое. И тогда старейшины родовых семей избрали одного правителя для всех — такого, кто держал сильную дружину и мог воздавать налетчикам тою же мерой. И герцигский Висвалд…
— Был мудрым владетелем, — не дал Юргис закончить бывшему доньскому правителю.
Поминая Висвалда, оба узника нередко сцеплялись. Совсем как столкнувшиеся на выгоне соседские козлы. Один превозносил Висвалда, другой — поносил. Один упрекал ерсикских вотчинников в своекорыстном предательстве, второй валил на Висвалда все вины без разбора. Хулил и за то, что пренебрегал он дружбой вотчинников, и за заносчивость, и за жестокий характер. И еще за недостойное поведение, из-за которого многие правители замков, когда война с тевтонами стала затягиваться, отступились от него.
— В своем самовозвеличивании Висвалд уже видел, как поднимается головой до небес. Выше кунигайта литовского, русских князей и даже государя Царьграда великого. Наряжаться он желал уже только в заморский пурпур, носить царьградские доспехи и дамасские клинки. И украшал себя лишь изделиями киевских мастеров.
В дни торжеств знатным людям, старейшинам вотчинных родов, приходилось кланяться ему ниже, чем сгибались бояре перед полоцким или псковским князьями. А кому из своих такая надменность была не по нраву, тех…
Что же постигло самого правителя Доньского замка? Старший сын убеленного сединами, уважаемого далеко за пределами своей земли латгальского вотчинника, Доте всегда в числе первых выступал на защиту отечества. Куда бы ни призывал владетель, где бы
Висвалд спросил, что хотел бы получить сам Доте. Тот отвечал, что ему приглянулись тонкорунные овцы. С такой же легкой шерстью, какую на иноземных торжищах добывают за янтарь и воск. Такие овцы были в числе прочей добычи. Висвалд же раздарил овец своим ближним, направо и налево. А Доте достался всего один баран и один козел. Всего-то!
А разумно ли обошелся Висвалд с тевтонами? Пришельцы из-за моря поставили на берегу речки Ридзене свои торговые дворы. Висвалд собрал латгальское воинство и вместе с литовцами начал поход, чтобы прогнать немцев.
Ах, Висвалд хотел богатого, сильного Герцигского государства? Такого, какое опасались бы задирать охотники до чужого добра? Говоришь, он отомстил тевтонам за бесчинства людей католического епископа? Воздал рижанам за перебитых кормчих князя полоцкого, что вели свои суда в земгальский порт?
Чушь и околесица!
Благо Герциге заботило Висвалда не более, чем белку — вышелушенная шишка. Он приказал вздернуть на дыбу самых искусных златокузнецов Герциге за то лишь, что братья не поспели к сроку изготовить заказанный Висвалдом серебряный наперсный крест с изображением самого владетеля. Такие кресты носили русские князья.
Ах, какие поставил православные храмы в замке и в городе? Но не потому ли только возвел их Висвалд, что хотел уподобиться русским князьям? Церкви с дорогими крестами, с ликами чудотворцев в золотых окладах он строил, дабы внушить людям страх перед земным владетелем. Однажды, после удачного похода на Сакалу, он на сходе старейшин потребовал, чтобы впредь его титуловали «магнус»— великий. Так якобы именовались великие полководцы в каком-то латинском государстве. Понадобилось ему, видишь ли, подражать римским правителям!..
Говоришь, соперничать с русскими князьями было нужно Висвалду для того, чтобы охранить Герциге от захватчиков? От всех, кто стремился овладеть долиной Даугавы, водным путем от северных звезд к южным? Говоришь, был Висвалд смелым и неустанным борцом против притеснителей и всякой нечисти?
Да уж, конечно, смелым — если Юргис считает, что это от смелости Висвалд пустился наутек, столкнувшись с опасностью, когда под его знаменами не оказалось конных отрядов.
Не так ли произошло в пору первого захвата Герциге? Так! И сто раз так! Когда епископ Риги со своими рыцарями, паломниками, горожанами и другим народом двинулся из Кокиесе вверх по Даугаве и напал на защитников замка. Когда тевтоны ворвались, Висвалд бежал на лодке на тот берег. Бросив жену и ее приближенных на произвол одетых в кольчуги молодчиков.