И возродится легенда
Шрифт:
Когда первый голод был утолен, контрабандистку потянуло на подвиги. Или на воспоминания.
Она дернула на себя тяжеленную дубовую дверцу и сунула нос в полутемный пустой покой.
— А моя кровать… кровать сохранилась? — Батрисс с опасным прищуром взглянула на Леля.
— Ну, еще бы! Вот так иной раз стою, — он подпер кулаком подбородок, — гляжу на нее и тебя вспоминаю… с ужасом.
Мужчины рассмеялись, а контрабандистка надулась.
Дым принес подсвечник со свечами, озарив широченную постель,
— А помнишь, как ты прыгала на ней, Бат? — он мечтательно завел глаза к пыльному балдахину. Вероятно, отмечая, откуда и докуда прыгала.
— Еще бы! Я бы и с тобой тут покувыркалась, но ты занимался ранеными, и пришлось развлекаться в одиночестве.
— Неправда, — Эриль широко улыбнулась. — Я пыталась заснуть на второй половине, и ты мне жутко мешала.
— Пф-ф! Какая неженка! Кто хочет спать — тот спит.
Эрили вспомнилась пригибающая к земле тяжелая усталость. Вуивр едва успела расставить посты и свалилась бы, где стояла, если бы кто-то не подхватил и не дотащил до постели.
— Налей еще, Янтарь, в горле от пыли першит.
Оборотень косо взглянул на мага, но все же наплескал ему в чашу густое вино, похожее на кровь. Пустили чашу по кругу.
Через какое-то время голова осталась легка, а ноги у всех отказывали и язык заплетался. И расспросы Леля, зачем вдруг вся компания собралась и в Имельду приехала, казались естественными и закономерными.
— Вообще-то мы не к тебе, …ик, не к тебе, — поводила пальцем у себе перед носом Бат. — Мы к Алене… нарушить …ик, семейную идиллию. Она тут, на болоте, трактир…
Лель кивком подтвердил: знаю.
— А к тебе — не. К королю! Нам король не указ. Нам кромешники повелели разобраться. Именем Корабельщика. Потому что мир …ик гибнет!
— Охо-хонюшки… — вздохнул Дым, прижимая голову Батрисс к груди. — Что ты городишь?
— Огород?
Дым покрутил головой, словно спрашивая у всех совета, как вразумить пьяную красавицу.
— Владыки властвую, церковники молятся, пророки пророчат… Ничего особенного, — Лель покачал сережку в ухе. — Я не понимаю, отчего кромешникам пришло в голову, что этот мир нужно спасать. Но, возможно… я что-то проглядел?
— Меня, такую красивую! — вырвалась Батрисс у мага и попыталась возлечь домесу на колени.
— Кромешники так напутают, что потом всем миром не распутаешь, — буркнул Дым, оттаскивая контрабандистку за косы. — Надо же собственную жадность оправдать перед людьми. И желание власти.
— А ты не желаешь, — сверкнул Янтарь очами, — власти? Все маги…
— Сволочи. Ты повторяешься, друг мой.
— Вот этого, — пьяно потряс рукой оборотень, — не нужно. Я с магами дружбу не вожу… И другим… не советую.
— Здесь… жарко, — заметил домес в пространство. — Не желаете ли прогуляться по стене, сударыня?
Он склонился перед вуивр.
— П-прогуляйся! —
— А так они свалятся вдвоем.
— Ер-рунда! Только не з-задерживайтесь. А то все выпьем без вас.
Холодный ветер снаружи заставил Эриль с Лелем протрезветь, и они довольно ловко вскарабкались по лестнице и пошли по гребню стены, огибая безмолвных часовых, шагающих туда и обратно, и через башню попали в верхнюю галерею, нависающую над парком; выстланную досками и подпертую просмоленными балками. Там часовых не было.
Как-то совсем незаметно наступила ночь.
Туша замка заслоняла луну, набрасывала на парк и город густую тень, а небо впереди было усеянным звездами, зыбким, прочерченным с боков зубцами башен и стен. Словно сцена или, скорее, наполненный дыханием зрителей темный зал. В любой миг Эриль могла сосредоточиться и увидеть мир, как вуивр — ясно и четко, не глядя на ночь. Но не хотела этого. Ловила прикосновения холодного ветра на щеках, звездное мерцание, шевеление ветвей внизу… И словно не парк отделял дворец от спящего города. Словно сотни стай пролегли между ними.
Эриль поежилась, и Лель набросил ей на плечи плащ. Его рубаха резко засветилась в темноте. Лицо и кисти рук казались черными рядом с этой белизной, даже режущей глаза.
— Ты замерзнешь.
Он шевельнул плечом: Эриль скорее угадала, чем заметила движение.
— Это было здесь. Или чуть подальше.
— Что было?
— Меня спихнули вниз любезные родственники. Спешили выслужиться перед Лидаром.
— Лель.
— Я обещал тебе показать однажды.
Он крепко сжал запястье Эрили горячими пальцами.
— Не гляди вниз. Тут высоко.
— Я не боюсь.
— Ну, да. Я все забываю, что ты оборотень. Молния разящая…
— Оборотень у нас Янтарь, — попыталась отшутиться она.
— Тогда был день, яркий-яркий. Праздничный. Впрочем, в детстве все дни праздничные. Я не ожидал, что оно так скоро закончится. Меня толкнули, я помню, как камень крошился из-под ноги. Я тогда верил, что умею летать. А теперь крылья сложены за спиной и никогда не расправятся.
— Я должна тебя пожалеть?
— Мне никто ничего не должен.
— Лель, — Эриль движением плеча стряхнула плащ. — Мы завтра уедем. А ты женись и живи долго и счастливо.
Он хмыкнул, так и не выпустив руки вуивр.
— А не получится долго и счастливо. Без тебя.
Свободной рукой он вытянул из-за ворота кораблик, стиснул в ладони.
— Прости, я пьян. Мне следовало держать язык за зубами. Постой! А почему у тебя рука перевязана?
Вуивр криво ухмыльнулась:
— Я не резала себе вены.
Глаза Леля блеснули в темноте.