I wanna see you be brave
Шрифт:
— Кто стрелял? — оборачиваюсь на Четыре.
За ним стоят Лора и Лу. Я точно знаю, что это был кто-то из них.
— Я, — подаёт голос Лора. В её глазах нет вины — она словно уверена, что поступила правильно. — Адреналин и резкая стимуляция нервной системы поможет вымыть из крови сыворотку подчинения в минимальные сроки.
Я ничего не говорю в ответ. Лишь снова перевожу взгляд на Стайлза, которому заткнули рот рукавом собственной чёрной куртки. Это не мой брат. Его глаза не выражают ничего, кроме ярости и ненависти, а лицо бледное,
Я беру автомат прикладом вниз и одним быстрым ударом вырубаю Стайлза. Когда он перестаёт дёргаться, я наконец различаю рану на его левом плече. Достаточно близко к сердцу, но и достаточно далеко, чтобы его не задеть. Кажется, пуля прошла навылет.
Лора точно знала, куда нужно стрелять.
Опускаюсь на колени и обнимаю папу. Он прижимает меня к себе слишком крепко — чувствует, что я вся дрожу. Я просто не смогла бы пережить его смерть, а Стайлз… Он бы её себе никогда не простил.
— Я в порядке, принцесса. В порядке, — шепчет папа. Его тёплое дыхание обжигает моё ухо. — Всё хорошо.
Нет, это неправда. Всё плохо. И только сейчас я начинаю отчётливо это понимать. Если такими лихачами, как Стайлз, переполнена Яма, то мы трупы: все и каждый, кто не захотел подчиняться Джанин или Максу и Эрику — трупы. Это становится лишь вопросом времени.
— Что будем делать дальше? — интересуется Айзек.
Он смотрит на меня. Все они. А я не могу связать и слова. Опускаюсь ближе к брату, лежащему без сознания, убираю куртку от его лица и прижимаю её к ране, из которой пульсирует кровь. Другой рукой убираю длинные каштановые волосы, прилипшие к его лбу, и целую в щёку, чуть ниже алеющего синяка.
— Ничего, — наконец произношу я. — Мы должны… Амар мёртв. Линн тоже. И Джексон. Я уверена, на этом список не заканчивается. Мы должны похоронить их.
— Джессика…
— Нет, Лу, — он наверняка хотел сказать, что у нас на это нет времени. — Мы сделаем это. Плевать на время.
Никто больше не высказывает сомнений. Отец и Айзек подхватывают Стайлза и тащат его обратно к штаб-квартире Эрудиции, туда, где нас ждёт машина. Лу плетётся за ними — на нём всё их оружие. Лора и Четыре остаются со мной, словно ожидают дальнейших указаний.
— Всех, кого найдёте, несите к грузовику. Сильно раненых и мёртвых отправляйте в Товарищество. Тех кто под сывороткой, лучше вырубить — сами видели, они совершенно неадекватные.
Я забрасываю автомат через плечо.
— А ты? Куда ты собралась? — Четыре так просто не проведёшь. Он сразу понимает, что сама я не собираюсь оставаться с ними.
— К альтруистам, — отвечаю я. — Если Эрик и Макс действительно следят за городом, то это поможет вам выиграть немного времени.
— С чего ты взяла? — уточняет Лора.
— Да есть такое предположение, — бросаю я.
Четыре знает, что я права, поэтому не спорит. Лишь молча разворачивается и трусцой пускается в сторону, куда минутой раньше ушли Айзек и папа.
— Прости, что выстрелила в твоего брата, — прежде чем последовать за Четыре, говорит Лора.
— Ты сделала то, что должна была. Ты спасла моего отца, — Лора кивает, но всё же опускает глаза в землю. Никогда бы не подумала, что эрудиты могут испытывать смущение или стыд. — Могу я попросить тебя кое о чём? — Добавляю я после секундной паузы.
— Конечно.
— Присмотри за моим братцем. А я сделаю всё, чтобы спасти твоего.
Идти до квартала Альтруизма оказалось дольше, чем я предполагала. Поэтому когда перед взором наконец вырастают низкорослые серые постройки домов, стоящих ровными рядами, я тяжело выдыхаю и останавливаюсь, не доходя до них чуть больше десяти метров. Всё выглядит вполне обычно, за исключением людей в чёрных и белых одеждах — тех правдолюбов, которым удалось спастись после взрыва. Все они выглядят слишком обыденно: идут по своим делам, останавливаются, чтобы завести разговор. Но это лишь видимость — я понимаю это, как только перевожу взгляд чуть выше.
На каждой крыше расположилось по лихачу с оружием.
Чёрт.
Я сжимаю ладони в кулаки и снова возобновляю движение. Представляю, как смотрюсь со стороны: взмыленная девчонка с колтуном вместо волос в жёлто-красной одежде, пропахшей металлом и потом, идёт уверенной походной с оружием наперевес. Лишь играет так, слово ей всё по плечу, потому что выглядит, как ни крути, слишком жалко.
— Эй! — зовёт кого-то громкий голос. Меня — сомнений в этом нет. — Эй, стоять!
Звук затвора. Кто-то собирается спустить курок. Я не останавливаюсь. Прохожу мимо альтруистов и правдолюбов, шепчущих что-то. Прислушиваюсь.
Они велят мне бежать прочь, спасаться, пока есть возможность.
— Стой, или я буду стрелять! — женский голос. Низкий, шелестящий и незнакомый.
— Не думаю, что Эрику это понравится, — отвечаю я, не поднимая головы. — Скажите ему, что я хочу поговорить.
— О чём? — уточняет другой голос. Этот я знаю: противный, скрипучий, надоедливый. Питер.
— О сотрудничестве.
— Он в Яме. Здесь тебе нечего делать.
Я прыскаю. Неужели они думают, что я настолько глупа, чтобы заявиться в штаб-квартиру Лихости в одиночку? От меня тут же и мокрого места не оставят. Или, не дай Бог, возьмут в плен и накачают сывороткой — что в разы хуже.
— Я знаю, что он захочет поговорить, — я останавливаюсь и повышаю голос. Ни один человек рядом со мной не шевелится. — Так что передайте ему, что я буду ждать здесь до завтрашнего утра.
Мой голос холоден и твёрд. Я наконец поднимаю голову на людей на крышах. Некоторые из них держат меня на прицеле, но большинство лишь смотрят с сомнением. Ни один из них не находится под сывороткой, и от этого неприятно скручивает желудок. Предатели позволяют мне исчезнуть в одном из домов альтруистов, в том, где жил Айзек, и даже не стреляют предупредительными в воздух.